Чернее ночи

«Я сам почувствовал угрызения совести за действия Рачковского и был удивлен, что во главе политического сыска стояли такие бездарности. Азеф прочитал Рачковскому надлежащую и вполне заслуженную отповедь».

— Ну ладно, — решил прекратить наскоки Азефа и оправдания Рачковского Герасимов. — Будем считать, милые ссорятся — только тешатся. А теперь, Евгений Филиппович, позвольте уж мне задать вам кое-какие вопросики... Не откажите в любезности...

— Извольте, Александр Васильевич, — насторожился Азеф, учуявший нового хозяина.

— Нами установлено, что, по всей вероятности, готовится покушение на его высокопревосходительство Петра Николаевича Дурново...

— Установлено... или по всей вероятности? — решил уточнить Азеф, чтобы подготовиться к надлежащему ответу.

— Теперь, когда мы знаем друг друга, можно говорить откровенно, — согласился на это Герасимов. — Террористы — трое, изображают из себя извозчиков, ведут наблюдение. Ну, вы сами знаете их приемы — извозчики, разносчики, мелкие торговцы... Словом, никакой фантазии. Вы что-нибудь можете добавить к нашим сведениям?

— Конечно, — дерзко, с вызовом взглянул ему в глаза Азеф. — Четвертым и главным в этой группе являюсь я, ваш покорнейший слуга.

— Евгений Филиппович, побойтесь же Бога! — не выдержал такого циничного признания Рачковский. — Вы ставите покушение на собственное начальство?

— Да, ставлю! — зло огрызнулся Азеф. — А что мне прикажете делать? Вы бросили меня на произвол судьбы, оставили без руководства, на письма мои и просьбы о встрече — не отвечали. И мне оставалось только считать себя свободным от службы в Департаменте и быть вправе приняться за свою профессиональную работу в партии. Да, я был вынужден вами войти в ЦК и в руководство Боевой Организации и заняться тем, на чем меня засекли ваши филера...

Рачковский и Герасимов, пораженные наглостью такого признания, лишь переглянулись.

— И вообще, господа, — продолжал наглеть Азеф, — кто вам дал право о чем-то меня спрашивать? Это я хочу спросить вас: когда вы намерены наконец выплатить мне жалование, то самое, которое вы не платите мне вот уже несколько месяцев? Жалование плюс возмещение убытков, которые я понес из-за того, что вы предали меня, бросив на произвол судьбы. Когда, наконец, мне будут оплачены расходы по поездкам и на другие нужды? Ваш должок мне...

(Он прищурился и наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли подсчитывая)

— ...около пяти тысяч рублей.

Рачковский и Герасимов еще раз переглянулись, и Петр Иванович инициативу взял на себя:

— Хорошо, Евгений Филиппович, вы получите эти деньги в самое ближайшее время. И... продолжим наше сотрудничество !

— Да, да! — подтвердил слова Рачковского Герасимов. — Петр Иванович по-прежнему будет руководить вами, но... — Последовала многозначительная пауза... — Мы будем отныне встречаться только втроем, дабы не повторять прошлые ошибки. А теперь к делу.

«К делу» вылилось в подтверждение того, что полиции было уже известно о «трех извозчиках», готовящих покушение на Дурново. О второй группе боевиков, руководимых Савинковым и запятых тем же, но все еще, как понял Азеф, неизвестных полиции, им не сказано было ни слова. Не отдал он и группу, ставившую в Москве покушение на местного генерал-губернатора Федора Васильевича Дубасова.

А на следующее утро Герасимов уже докладывал министру о событиях, развернувшихся вокруг Азефа в предыдущие дни. Рачковский, недолюбливаемый министром, при докладе не присутствовал, и поэтому его быстро входящий в силу соперник в выражениях своих мыслей не стеснялся, поощряемый к тому циничными ухмылками и репликами министра.

— Этот агент Рачковского не произвел на меня благоприятного впечатления, Петр Николаевич, — говорил Герасимов. — Человек он крайне грубый и наглый, изворотливый. Когда понял, что установлен как участник постановки покушения на ваше высокопревосходительство, заявил, что занялся этим потому, что решил, что он свободен от службы в Департаменте, будто агентам, оставившим у нас работу, совершенно естественно переходить в террор. Нового для нас ничего в «деле извозчиков» не осветил.

При этих словах Дурново поморщился: вот уже несколько недель по совету Герасимова он старался лишний раз не появляться на улице и до минимума сократил свои выходы в общество, словом, как бы пребывал под домашним арестом, плотно опекаемый агентами охранки. Подобное вынужденное затворничество раздражало его все больше и больше.

— Полезен он пока оказался лишь в двух вопросах, — продолжал докладывать Герасимов. — Первое — сообщил, что Гапон убит, повешен где-то на даче у самой финской границы. И второе — предупредил, что Зензинов ставит покушения на генерала Мина и полковника Римана. За возобновление сотрудничества потребовал выплатить ему жалование за последние полгода и возместить какие-то понесенные им якобы из-за Департамента убытки.

— Сколько же это всего? — поинтересовался Дурново.

— Рачковский обещал выплатить ему пять тысяч...

— А вы что думаете по этому поводу, Александр

Васильевич?