Черненко

«Во время поездки в Болгарию (сентябрь 1984 года), — пишет Медведев, — у нее была своя связь с Михаилом Сергеевичем, тем не менее она спрашивала меня каждое утро:

— Какая информация из Москвы?

Она старалась выяснить новости по моим каналам, как будто чего-то ждала. Чего? Можно было лишь догадываться: тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС Черненко был неизлечимо болен…

— Все в порядке, все нормально. Ничего чрезвычайного, — отвечал я…

Последнее солнечное утро застало нас в Варне, отсюда мы должны были лететь в Софию: прибывал Горбачев. Снова, как всегда:

— Какая информация из Москвы?

Мои догадки подтвердились. В самолете в этот последний наш совместный с ней перелет Раиса Максимовна интересовалась подробностями моей службы у Брежнева, расспрашивала, как была организована охрана, кто подбирал обслугу, каков был состав обслуживающего персонала — повара, официанты, уборщицы, парковые рабочие… кто еще? Расспрашивала о структуре и взаимоотношениях охраны и обслуги.

— Возможно, к этому разговору мы еще со временем вернемся, — сказала она».

Во второй половине 1984 года Горбачев, пользуясь ухудшающимся состоянием здоровья генсека, начал постепенно брать в свои руки бразды правления не только в Секретариате, но и в Политбюро ЦК КПСС. Заметно активизировал он свое участие в международной деятельности партии, дал волю не покидающей его страсти к заграничным командировкам. Впрочем, как позднее стало ясно, дело было не только в любви к поездкам в европейские столицы и всевозможным встречам. Он понимал, что произнесенная Маргарет Тэтчер фраза: «С этим человеком можно иметь дело» — это недвусмысленное обещание для него необычной судьбы, которое может сыграть знаковую роль в его жизни. Против покровительства западных лидеров Горбачев не только не возражал, а скорее, наоборот, лез из кожи вон, чтобы продемонстрировать свое подобострастие перед ними. Говорили, что за одну улыбку Тэтчер он готов полцарства отдать. Как выяснилось позднее, напрасно шутили. На встрече с канцлером ФРГ по проблемам воссоединения Германии он сделал поистине царственный жест, установив для немцев в качестве компенсации потерь, понесенных Советским Союзом в результате этого воссоединения, чисто символическую сумму выплат. Осчастливленные немцы за такую щедрость провозгласили его национальным героем и присвоили ему звание «Лучший немец года».

Константин Устинович, несмотря на то, что многие годы был своеобразным аккумулятором всей сложной и многогранной аппаратной работы, которая обеспечивала деятельность самого верхнего партийного эшелона, став у руля партии и государства, оказался в незавидном положении. Дело в том, что состав его команды так и не сложился, позиция ближайшего его окружения была неопределенно-выжидательной.

Ни в коем случае я не хочу брать на себя смелость судить о возможностях и способностях членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК КПСС состава 1984 года, тем более претендовать на глубину анализа их достоинств и недостатков. Хочу только заметить, что у Черненко как лидера не было реальной опоры во властной среде, не было необходимой для первого руководителя надежной группы высокопоставленных лиц, как это было, например, у его предшественников — Брежнева и Андропова. Из брежневского «ядра» к тому времени остались лишь Устинов и Громыко. Об особенностях характера последнего мы уже говорили. А вот с Устиновым у Черненко сложились теплые отношения. Только дружба с ним теперь не играла в Политбюро существенной роли, тем более что судьба уже вела отсчет последних месяцев и недель, отпущенных Дмитрию Федоровичу. Но даже будучи тяжелобольным и находясь у последней черты, Устинов за несколько дней до своей смерти, в декабре 1984 года, находил в себе силы поддержать и хоть немного приободрить больного Черненко. Такое мужество и благородство, безусловно, заслуживают уважения.

Что же касается остальных членов Политбюро, то наиболее влиятельные из них — Тихонов, Алиев, Гришин, Соломенцев, Романов — предпочитали роль, если можно так сказать, сторонних наблюдателей. При этом не нужно думать, что их позиция была следствием душевной черствости или других каких-то отрицательных качеств. Просто многие смотрели на Черненко как на временную фигуру, которой в любом случае не удастся долго удерживаться на шахматной доске, где давно уже разыгрывалась сложная комбинация. Увы, без его участия.

После неудачного летнего отдыха в 1984 году власть действительно начала валиться у него из рук. Но поддержки не было.

Ставшая в конечном счете роковой для страны цепочка ее последних руководителей «Брежнев — Андропов — Черненко — Горбачев» вызывает много вопросов. И главный из них — был ли таким уж неминуемым кадровый провал в верхних эшелонах власти? Почему в столь трудный момент, переживаемый партией, судьба вознесла на вершину властной пирамиды именно Черненко? Была ли в этом логика, и действительно ли только Горбачев мог тогда стать наследником высших партийных и государственных постов?