А тем временем на съезде кубинских коммунистов страсти накалялись. Каждый выступавший делегат горячо поддерживал идею о военной защите кубинской революции, предлагал конкретные практические меры, обращался с просьбами к Советскому Союзу помочь с вооружением народного ополчения. На всё это надо было давать делегатам прямые и ясные, неуклончивые ответы. Но для того чтобы их сформулировать, понадобилась напряженная работа — неоднократно проводили встречи с Фиделем и другими кубинскими руководителями, консультировались с Москвой.
Черненко дважды говорил с Брежневым. И был, в конце концов, найден достойный ответ, который с восторгом встретили делегаты съезда кубинских коммунистов. Его суть заключалась в следующем: «Экспортом революции ни вы, ни мы, ни другие страны социализма не занимаются. Революции рождаются и побеждают на почве каждой данной страны в силу ее внутренних условий, а не привносятся извне. Но и экспорт контрреволюции, вмешательство извне в дела социалистических стран недопустимы. Это империалисты должны знать!»
Долго после этих слов в зале не смолкали оглушительные аплодисменты. Острота вопроса постепенно начала спадать, страсти поутихли.
Потом Черненко мне признавался, что сам он не очень был доволен этим тезисом. «Произношу эту фразу, — говорил он, — а в голове автоматически возникает воспоминание о вводе наших войск в Прагу в 1968 году».
В феврале 1982 года проходил съезд Французской компартии, и вновь Константин Устинович возглавил делегацию КПСС. Этот факт, по сложившимся негласным канонам, должен был означать, что произошло существенное изменение его положения в руководящем ядре Политбюро ЦК. Как правило, представлять КПСС на съезде одной из крупнейших компартий капиталистических стран, а именно такой являлась ФКП, могло только первое, в крайнем случае — второе руководящее лицо в партии. Брежнев не мог поехать во Францию не только потому, что в межпартийных отношениях были налицо разногласия по ряду принципиальных вопросов. Основная причина крылась в его болезни. Тяжело болел тогда и Суслов, и нелегкая миссия «отдуваться» на съезде ФКП за руководство КПСС была возложена на Черненко. Изначально считалось, что на форуме французских коммунистов будут подняты серьезные и «неудобные» для КПСС проблемы, и эти прогнозы сбылись.
В состав нашей делегации, наряду с членами ЦК П. С. Федирко и В. Н. Голубевой, входил первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС В. В. Загладин. Он был одним из немногих работников, глубоко и хорошо понимавших процессы, происходящие в ФКП, расстановку сил в ее руководящем ядре. К тому же он был лично и довольно близко знаком со многими членами ЦК французских коммунистов, постоянно общался с ними, в том числе и в неофициальной обстановке. И, конечно, его несомненным преимуществом было свободное владение французским языком. Вот почему для Загладина дни работы съезда стали особенно напряженными. Ему приходилось прикладывать максимум усилий и дипломатического искусства, чтобы «наводить мосты» между руководством КПСС и ФКП не только по вопросам глобального характера. В ходе самого съезда возникало немало недоразумений, касающихся непосредственных контактов с руководителями Французской компартии.
Как правило, на съездах братских компартий хозяева ставили делегацию КПСС в некотором роде в привилегированное положение, относились с подчеркнутым почтением и уважением. Здесь же из 110 делегаций других партий, прибывших на съезд ФКП, отношение к представителям КПСС было довольно ординарное. В аэропорту нас встретил секретарь ЦК ФКП Максим Гремец. Он передал Черненко сожаление Ж. Марше о том, что никто из членов Политбюро ФКП больше не имеет возможности встретить делегацию КПСС, поскольку время ее прилета совпало с очень важным заседанием.
Наша делегация была также предупреждена и о том, что на самом съезде выступления представителей других партий, в том числе, разумеется, и КПСС, не планируются, а предусмотрены они на митингах солидарности, которые будут проходить в партийных организациях в ходе съезда. Что касается приветствий братских партий съезду, то они будут оглашаться и в порядке поступления публиковаться в «Юманите».
Все эти организационные нормы, естественно, являлись прерогативой хозяев съезда. Для них они были вполне обычными рабочими моментами, можно сказать, достаточно традиционными. У нас же они вызвали определенную настороженность, и казалось, что все они в духе линии ФКП, от политики которой, как считали некоторые руководители и теоретики КПСС, «попахивало ревизионизмом». Но дело было не только в этом. К тому времени у руководства нашего ЦК было особо щепетильное отношение к чисто протокольным вопросам, оно просто благоговело перед порядком проведения всевозможных партийно-государственных процедур и ритуалов.