Черняев 1982

Пока шел к нему Коваленко, Б.Н. успел мне сообщить «подробности». Ему звонил Андропов. в этой связи и сказал - в каком-то, конечно, контексте: «Рахманин ведет себя неправильно. Я его предупредил. Если же ничего не измениться, придется поискать ему какое-то другое место. И Шарапову своему сказал - они ведь друзья с Рахманиным, вместе в свое время в Китае были, чуть ли не учились вместе: или ты будешь выполнять свои обязанности помощника как полагается, или придется тебе уйти из аппарата».

Вот, оказывается, как! А я-то стучался к Шарапову, надеясь на понимание и поддержку. Получалось же так, что каждое мое слово и бумажка по Китаю, тут же становились известны Рахманину!

Но кто Голикова надоумил? Или, может быть, он и является источником ташкентской линии. И «дошел» до записки «независимо», может быть, даже не зная о статье для «Коммуниста». Но «Интеркит-то» он не мог не знать.

Самое важное, что его вторжение пришло во время!

А каков мой Пономарев! «Не буду больше этим заниматься!» Политический деятель=мелкий аппаратчик, ловчивший всю жизнь, лишь бы не вылететь из таратайки!

Арбатская прогулка имела и другие следствия. Но начну издалека. Еще до отъезда Загладина, Б.Н. сказал ему и потом мне, что надо срочно составить записку-справку о состоянии МКД. Андропов, мол, просил его сделать это, чтоб он мог войти «в курс дела», поскольку после майского Пленума именно ему поручили курировать и наш Отдел, и международное комдвижение, и все прочие движения. Я вспомнил, что еще к съезду мы готовили по собственной инициативе подобную аналогичную записку. Но она осталась в «аммоналах» Балмашнова. Свелось все к изданному типографски (на 400 страниц) справочнику о партиях под грифом «секретно», который, конечно, никому из ПБ никогда не пришло бы в голову читать. Я посоветовал Жилину —для данного задания - положить в основу ту нашу «аналитическую записку». Консультанты начали работать. Но Б.Н.’у надо: «Скорей, скорей!» Он вызвал стенографистку, продиктовал 13 страниц, велел Жилину «поправить» и тот прибежал ко мне с этим текстом и с запиской Пономареву (чтоб мы вдвоем подписали): вот, мол, первый набросок. Это был оптимистический, очковтирательский текст.

На другой день я сказал Б.Н.’у: могу вам дать, сделанное Жилиным, но сам я считаю текст неподходящим, нужно еще поработать.

И вот через несколько дней мы с Арбатовым оказались в арбатских переулках.

8 августа 82 г.

Воскресенье, после дачи. Арбатов: на днях он был у Андропова по разным делам. Тот разоткровенничался (давно не было так). Говорит: из Секретарей ЦК Пономарев меня признал последним. Да и признал ли. Я, конечно, понимаю: он и старше почти на 10 лет, и в политике я появился много позже, потом оба мы оказались завами двух параллельных отделов в ЦК, но он раньше стал Секретарем. А потом я его обошел и вот теперь - его начальник. Словом, понятно. Однако, дело есть дело. И я ведь буду вести то, что мне поручили, так, как считаю нужным. И казалось бы. А он меня обманывает. Я попросил, чтоб его Отдел подготовил оценку международного комдвижения, чтоб составить себе общее представление, «где мы находимся». И - не о том, что они должны делать (т.е. сами КП), а что мы, КПСС, должны делать в отношении них. Но вот уже идет третья неделя, ничего пока нет. Надо напомнить. Я добьюсь. И втереть мне очки будет трудно: по роду своих занятий я все-таки кое как ориентирован в этом предмете.

Арбатов говорил это с оттенком пренебрежения к Пономареву, явно передавая тональность Ю.В. Грешным делом я подумал: не говорилось ли это для того, чтоб дошло до Б.Н.’а. Юрка передал и свою реакцию: я, мол, комментировал, что уважаю Бориса Николаевича, что он не интриган, никому не подговнил, никого не топил, не злопамятен, есть в нем какие-то «основы» и проч. Но все это, чтоб оправдать и свое «однако» в отношении Б.Н.’а.

Да, все его дано раскусили, как мелкотравчатого аппаратчика, который делает дело, думая прежде всего о своем кресле.

Я и до этого разговора на Арбате пару раз напоминал Пономареву об этом задании- просьбе. Он практически не реагировал и создавалось впечатление, что он хотел бы эту «просьбу» замять, лучше бы, чтоб о ней забыли и т.п.

Теперь я знал, что забыть не удастся. Понял также, что в какой-то форме я должен донести до Б.Н.’а этот разговор. Через пару дней, будучи у него, среди других дел, будто что-то вспомнив, я сообщил ему, что был вот интересный разговор с Арбатовым. Вы, мол, знаете, что он «знаком» с Юрием Владимировичем, бывает у него. И вот Ю.В. сказал Арбатову, что намерен всерьез заняться МКД, что он просил Бориса Николаевича дать ему объективный анализ положения, реалистический, чтоб можно было практически подойти к проблемам. И что тем самым, слукавил я, (как будто бы сказал Ю.В. Арбатову) он заодно хотел бы и посмотреть, как сами товарищи, т.е. Международный Отдел, который занимается МКД, оценивают то, что происходит и на что можно тут рассчитывать».

Б.Н. очень посерьезнел, явно был взволнован. «Давайте, давайте, когда можете представить мне?»