Черняховского, 4-А

Ох, и трудно — да и нужно ли? — взглянуть на пройденный путь. Тем более, тот, что называется творческим. Уже само определение вселяет в меня ту же неловкость, что и при наименовании себя «писателем». И, честное слово, это не уничижение, что паче гордости. Но, так или иначе, а путь был, и протяжённость его сорок с лишним лет. Так каков он?.. Можете не верить или считать рисовкой, но никогда я не преувеличивал своего значения в литературе, не плакался, что обойдён или недооценён. Конечно, что-то обижало, возмущало, но жаловаться на то, что мой несравненный талант зажимали, не могу. Только за первые двадцать пять лет литературной работы у меня вышло 17 книг для детей различного возраста (в Москве и за границей), не считая кинофильма, пьес для радио, для кукольных театров, а также книг переводных. Но дело не только в количестве: для меня было значительно приятней, что их читали, в чём убеждался не только по письмам читателей или отзывам библиотекарей, но и часто выступая в самых разных концах страны. И что продолжает немного согревать: мне кажется, тот стержень, о котором упоминал выше, — психологизм с чуть ироничной приправой — не растворился в словесах и годах. На него и сейчас пытаюсь нанизывать то, что ещё удаётся «нанизать»…

В общем, ущербности своей на литературном поприще почти не ощущал, поскольку и не возлагал на самого себя особых надежд и упований. Однако не берусь утверждать, что испытываю ощутимую радость или удовлетворение. Отнюдь…

Семья у нас вся выдалась беспартийная. Вступил бы, может, в партию «умеющих дружить», но её нет, да она тоже не нужна: и без неё, к счастью, друзья у меня были и есть…

О «политических и нравственных итогах» XX века говорить ещё труднее, чем об итогах собственной жизни. Скажу одно: ничего радостного. Впрочем, полагаю, так можно сказать о любом из прошедших веков. Что касается выдающихся личностей в истории той или иной страны, а также всего мира, то с определением их имён и роли дело обстоит не менее сложно, поскольку сначала, как мне кажется, необходимо ответить на извечный вопрос: что первично — курица или яйцо? Иными словами: создаёт ли та или иная выдающаяся личность нужный ей народ по своему хотению и умению, или сам народ воспроизводит эту личность, разрешая ей властвовать над собой? Так как достоверного ответа на этот вопрос не знаю, все разговоры на подобную тему кажутся толчеёй воды в ступе…

О роли и судьбе российской интеллигенции говорилось и писалось с три короба. Размышлял о них и небезызвестный Васисуалий Лоханкин, которого в конце концов выпороли. Опасаюсь, и со мной может случиться нечто похожее, если возьмусь распространяться на эту, как теперь модно говорить, виртуальную тему. Но одно осмелюсь предположить: быть может, она, эта самая интеллигенция, бывает действенна и продуктивна (в хорошем или плохом смысле — вопрос другой), только если находится на некотором отшибе, в стороне от общей массы народа? (Примеры тому хотя бы французские просветители, декабристы…)

Насчёт «русской идеи» могу достаточно запальчиво сказать вот что: на мой, отнюдь не претендующий на истину взгляд, основная идея должна быть одна: доброта. Впрочем, подозреваю, что об этом уже говорилось до меня — и с Небес, и в некоторых художественных произведениях…

И последнее — насчёт будущего страны. ПризнАюсь, я не пророк, но почему-то боюсь, что на своём веку ничего хорошего не увижу. Воистину, хотелось бы лучшего, но, увы… человек предполагает, а Кто-то располагает…

Юрий Хазанов, 2000-е годы

notes

Примечания

1

«Кап, иди сюда!» — название моей второй книги для детей. (Кап — имя нашего спаниеля.)

2

Стихи, публикуемые в отрывках в этой главе, напечатаны в антологии «Поэзия узников Гулага» (издательство «Материк», Москва, 2005).

3

Vive le roi (фр.) — да здравствует король!

Мой образованный брат Женя заметил по поводу этого выражения, что Анна Ахматова отнеслась к моему стихотворному опусу чересчур благосклонно, поскольку ей-то уж наверняка известно, что «vive le roi» касается только короля, а «да здравствует королева!» звучит немного иначе.