Черняховского, 4-А

Он очень бойко подхватил падающие очки левой рукой, помахал правой, произнёс «счастливого пути» и ушёл, довольный, как ребёнок. Он шагал по перрону горделивой походкой человека, выполнившего свой долг, и ни разу даже не оглянулся…

Снова щелкнула ручка двери… Интересно, кого, всё-таки, принесло в попутчики?..

Поезд вежливо гуднул и тронулся.

ГЛАВА 4. Калерия, дочь Максима, и «Орлёнок» Лёня. Появление отечественного варианта Кандида, когда-то описанного Вольтером. Эпизод с диктофоном. Дом Детской Книги и его обитатели. Та, кто напоминает неких красивых женщин, и её муж Дима с «лакмусовой» фамилией. Цепочка из хороших людей. Наше незаконное проживание в городе Батуми, где Римма устанавливает тишину, необходимую мне для творческой работы. О Шехерезаде

1

Калерия, дочь Максима,
Хочу я невыносимо
Прижаться губами несмело
К мрамору вашего лба…
Но, чтобы достать ваш локон,
Нужна мне система блоков —
Иначе не выгорит дело,
Иначе оно труба!

Так я позволил себе обратиться к юной жене моего нового приятеля Лёни Летятника, тоже из плеяды молодых редакторов одного крупного московского издательства. Баскетбольного роста, похожий лицом на Мефистофеля из оперы Арриго Бойто в исполнении Шаляпина, чью фотографию в этой роли я видел в детстве среди маминых нот, Лёня тоже обладал красивым голосом, только не пел, а умело играл им, блестяще рассказывая различные истории, большинство из которых были в достаточной степени фантастическими, проще говоря, завиральными, от чего становились ещё занимательней. Уже в начале знакомства я узнал интереснейшие подробности о встречах Лёни с представителями неземных цивилизаций и что по материнской линии он состоит в самом прямом родстве с Наполеоном Бонапартом. С присущим мне скептицизмом я тут же поинтересовался, упоминает ли он об этом в анкетах, в графе «есть ли родственники за границей», и Лёня слегка обиделся. Я же с тех пор начал, для себя, называть его не иначе, как «Орлёнок». (Не тот, который в старой песне «взлетал выше солнца», и не пионерский лагерь на Чёрном море близ Туапсе, а подлинный сын Наполеона, австрийский герцог Рейхштадский, персонаж одноимённой пьесы Э. Ростана.) Ещё мне стало известно, как однажды военный гидроплан, на котором почему-то летел Лёня, сделал посадку — Лёня отворил дверцу, шагнул… и очутился — нет, не на земле аэродрома, а в холодных волнах Балтийского моря… ха-ха-ха!..

— Но, вижу, тебя спасли, — сказал я, и Лёне это тоже не очень понравилось.

Он хорошо знал английский, ещё лучше шведский и неплохо переводил с этих языков книги, но занимался этим мало. Неопределённости переводческой профессии он предпочитал устойчивость государственной службы, по ступенькам которой медленно, но верно продвигался вверх, пока должностная стремянка не подкосилась и он не оказался в самом её низу. Но это случилось много позднее, когда мы с ним давно уже разошлись — и в дружбе, и во взглядах на советский антисионистский комитет, в состав которого он вошёл, а также на Солженицына и Юлия Даниэля. Со своей женою Калерией он расстался примерно в то же время, но по другим причинам. С той самой «дочерью Максима», до локона которой я не мог дотянуться в прямом смысле слова, поскольку её рост тоже приближался к баскетбольному. Что не мешало ей быть весьма приятной и гостеприимной, играть не в баскетбол, а на арфе, и хорошо владеть немецким языком. Душевные и физические её достоинства не становились для меня намного меньше даже от того, что знание этого языка она применяла не в школе и не водя туристов по Третьяковской галерее, а работая со всякими таинственными бумажками в комитете госбезопасности на Лубянке.