Черничная ведьма, или Все о десертах и любви (СИ)

Так, а это, кажется, по мою душу. Я машинально взяла оставшуюся черничину из тарелки, покрутила в пальцах и положила обратно — мне почему-то сделалось тревожно, а когда я заметила, что Лука тоже напрягся, небрежно поигрывая ножом, которым только что разрезал мясо на порционные кусочки, то во мне зазвенел серебряный колокольчик, крича во весь голос: беда! Спасайся!

На кухню пришел Сандро — положил на стол листок с заказом и спросил:

— Вы чего такие бледные? Там всего лишь господин Торигроссо. Просит большой завтрак, всего по два, а креветок в салат — тройную порцию.

Мы с Лукой издали дружный вздох облегчения. Хозяин «Белой цапли» провел рукой по лбу и признался:

— Вот честно вам скажу, мне показалось, что там доктор Пелегрини. Даже его одеколоном повеяло, у него был «Апельсиновый бриз».

— Откуда бы ему тут взяться? — спросила я. — И зачем? Вряд ли он станет нарываться — им бы сейчас тихонько сидеть в «Убежище» и не высовываться лишний раз.

Лука посмотрел на меня так, словно я была ребенком, который понятия не имел о том, как взрослые вершат свои дела.

— Это такие, как мы с тобой будут сидеть тихонько, потому что нас всегда назначат виноватыми. Сама знаешь, — ответил он. — А такие, как доктор Пелегрини, нападут. Они хозяева положения и не забиваются в норы, особенно если есть, на кого свалить свои делишки. Во всем обвинят Чинцию Фальконе, с нее теперь спрос невелик.

Сандро собрал заказ Торигроссо на поднос и вышел в зал. Я выглянула из кухни — выставила в витрину конфеты из черного трюфеля, присыпанные марнским белым орехом и съедобной золотой крошкой. Торигроссо был похож на мокрого бульдога; кивнув в сторону огромного зонта, который стоял на сушилке, я спросила:

— Как там, сильно льет?

Торигроссо выразительно завел глаза к потолку.

- Отвратительная погода! Что с зонтом, что без зонта — все идешь мокрый. Ваша полиция вас бережет в любую погоду, это факт, но очень уж тягостно в кабинете сидеть, когда за окном такая сырь.

Я улыбнулась.

— Сегодня будет ягодный тарт. Совсем скоро!

Торигроссо довольно хлопнул по столу так, что отдалось по всему заведению.

— Вот и отлично! Не знаю, что такое этот ваш тарт, но возьму двойную порцию! Моя кума с дочками постоянно в «Цапле» десертится, я даже удивлен, что их сейчас тут нет. Вы не уходите далеко, Эрна, мне надо с вами поговорить обо всем, что случилось.

— Хорошо, — кивнула я. — Только тарт проверю.

Когда я вернулась на кухню, то колокольчик на двери снова залился звоном. Лука, который жарил шашлык, снова встрепенулся — я сочувствующе посмотрела на него, и он признался:

— Все никак не избавлюсь от ощущения, что Пелегрини здесь. Он будто смотрит на меня.

— Там всего лишь господин Торигроссо, — попыталась я его утешить. Лука вздохнул и перевернул шашлыки. Сандро вернулся с заказом от нового гостя и сказал:

— Эрна, там Саброра пришел. Выглядит, как заговорщик, и сказал, чтобы ты вышла.

Я сняла фартук, повесила его на крючок. Работу с заготовками на завтра придется отложить. Кажется, нам предстоит военный совет — мы с Энцо собирались сунуть головы в пасть монстра, который свил себе гнездо в «Убежище», и надо было понять, как это сделать и не умереть.

Я вышла из кухни в зал — Энцо сидел рядом с полицмейстером и выглядел так, словно нащупал решение очень важной задачи. Сандро принес ему кофе, забрал опустевшие тарелки Торигроссы — вроде бы все было спокойно и мирно, но во мне заливались звоном туго натянутые нити тревоги.

— В общем, Итан Хатчиссон, — произнес Торигроссо, когда я села рядом с Энцо. — Я навел кое-какие справки, как ты и просил: в общем, все обрывается после того, как его госпитализировали в «Убежище святой Магды». Официально он из него вышел, но больше нигде не зарегистрировался, в своем доме не появлялся и за границу не выезжал. Может быть, он где-то живет тишком, но тогда вопрос: зачем и от кого он скрывается? Если с ним что-то случилось, то почему он не обратился за помощью к коллегам?

Энцо кивнул. Он выглядел сосредоточенным и суровым — почти таким же, каким я увидела его в первый раз. Я дотронулась до его запястья, пытаясь ободрить — он посмотрел на меня и улыбнулся, но взгляд остался холодным и темным.

— Бывшая жена ничего не знает, — сказал Энцо. — И она встревожена. Подтвердила: Итан говорил ей, что ляжет в клинику. То, что принимали за повышенное давление, оказалось опухолью мозга. Он обещал написать ей, когда выйдет оттуда, но писем она не получала.

— Его убили, — хмуро проговорила я. Представились больничные коридоры, сверкающие белоснежным кафелем, заскрипела колесами по полу каталка, на которой вывозили человеческое тело, небрежно прикрытое смятой простыней, рука мертвеца тяжело свисала вниз. — Возможно, такая же операция, которую твой отец хотел провести с тобой. И та, которая изувечила Чинцию Фальконе.

— Почему тогда не признать, что он умер? — поинтересовался Торигроссо.