Черничные Глазки

Он вернулся в избу и написал извинительное письмо и расписку, в которой обещался уплатить за всё, что возьмёт.

И только после этого, стараясь не оглядываться на людей, которые могли вот-вот появиться у него за спиной и пристыдить его, принялся бороться с замком. Подцепил железную полосу топором, подёргал её, проверяя, крепко ли она сидит. Сидела крепко! Толстенный, кованый, зазубренный ёрш глубоко был вбит в бревно. Наверное, понадобится неделя или две, чтобы его выдолбить, вырубить плохоньким тупым топориком. Всё бревно нужно раскрошить!.. И тут он заметил, что замка-то было два! Вчера он не разглядел обыкновенного железного засова с замком.

После целого часа стараний Филипп убедился, что паршивеньким топориком с обломанным уголком открыть все эти запоры ничуть не легче, чем обыкновенным консервным ножиком вскрыть несгораемый шкаф.

Он устал, взмок и упал духом. «Вот так, по всей вероятности, я и погибну! Похоже, что я уже начинаю слабеть от голода!»

Он принёс свой лучший аппарат, завёл автоматический спуск и сфотографировал себя около запертой двери лабаза со окрещёнными на груди руками и презрительной, но мрачной улыбкой.

Глава 8. Первобытная охота

Делать было больше нечего, надо было возвращаться в избу, кипятить чай. Он оглядел деревья, стеной обступившие поляну, и со злости треснул обухом топора по толстому стволу сосны.

— Столпились тут, лохматые! — со злостью сказал он деревьям. — Радуетесь, что человек пропадает!.. Чтоб вам!

Из лесу что-то цокнуло в ответ… раз, другой. Он поднял глаза, в ветках качнулось, мелькнуло и пропало что-то рыжеватое. Потом зашуршало по стволу, и прямо у себя над головой он увидел маленькую белку. Помахивая пушистым хвостом, она пристально, с любопытством смотрела на человека.

— Чего она хочет? Ручная, что ли? — Сердце запрыгало в груди у Филиппа: «Эх, если бы ружьё!»

Белка пододвинулась поближе, точно решила рассмотреть все подробности. Филипп осторожно ковыльнул к ней. Белка вздрогнула, но осталась на месте.

Тогда он, чуть не вскрикнув от боли, шагнул напропалую и быстрым движением схватил воздух на том месте, где только что была белка. Она вроде и лапкой не шевельнула, просто ветром её отнесло, и оказалась в следующем ряду веток и с любопытством смотрела, кажется удивляясь, что это там интересного нашёл человек на ветке, где она когда-то, давным-давно сидела. Взмахнув пушистым хвостом, белка спряталась за ствол, пропала из глаз и через минуту шаловливо высунулась и цокнула, точно приглашая поиграть в пятнашки.

— У-у, дрянь!.. Дразнишься? — сквозь стиснутые зубы приговаривал Филипп, снова подбираясь поближе к белке, которая опять спустилась вниз на толстый сухой сук и наблюдала за ним, точно ожидая чего-то интересного.

Хватать он уже не пытался, хотя белка была совсем рядом. Он прицелился и вдруг изо всех сил треснул своим длинным шестом, стараясь попасть по белке, но, конечно, не попал — её опять, точно ветром, отнесло в сторону, но сухой сук крякнул и надломился. И тут с удивлением Филипп увидел, что белка упала в снег, наверное её оглушило, но она сейчас же прыгнула раз, другой мягкими прыжками, хотя снег не давал ей двигаться быстро, и уцепилась за ствол. На этот раз Филипп уже предвидел её движение и сейчас же снова ударил своим шестом — ему показалось, что по стволу дерева, но, наверное, и белку задело, потому что услышал её жалобный вскрик и она снова упала в снег. Филипп увидел, как взметнулся пушистый снег, мелькнул хвост и белка исчезла.

«Убежала…» — думал он, сам не зная — с облегчением или с досадой. Жалобный и удивлённый вскрик всё ещё стоял у него в ушах. Досадно, что белка удрала. Но хорошо, что ей, видно, не очень-то было больно по крайней мере.

Что-то красное виднелось под деревом, там, где снегу почти не было. Кровь?.. Он подошёл, нагнулся… Нет, это были веточки брусники, усыпанные ягодами.

Он опустился на колено и стал набивать себе рот ягодами. Язык пощипывало от острой холодной кислоты, но он жадно продолжал собирать в ладонь и хватать губами с ладони до тех пор, пока не обобрал всё. Приглядевшись, он увидел в тех местах, где ветки прикрывали землю от снега, новые кустики, на которых краснели ягоды брусники и клюквы.

Наевшись до противности, он разостлал платок, набрал ещё ягод и с полным узелком вернулся в избу. Сытости не прибавилось нисколько от этих ягодок, но для возбуждения аппетита лучшего и не придумаешь. Особенно приятно для человека, который и от своего аппетита не знает куда деваться!