Черничные Глазки

И люди ходили среди нас и рычали на своём непонятном языке и иногда своими громадными мягкими руками брали одну из нас и потом осторожно опускали на место, и мы перестали бояться их гудения, цоканья и бурчания — мы поняли, что это люди какой-то совсем другой породы, и думали, как хорошо бы нам жилось около таких людей, чтоб с ними дружить и играть, и пусть бы кричали своё «га-га-га!» не от злости, а от удовольствия, от радости, потому что мы поняли, что мы им чем-то очень нравимся, раз они так гогочут и не трогают нас, а только подбирают и ласково тискают.

Мы обсохли и передохнули, и тогда самые крайние спереди белки стали снова прыгать в воду. Мы все попрыгали и опять поплыли, и люди махали нам шапками и кричали что-то незлое, вроде ободряя нас.

Берег был ещё очень далеко, и я опять стал бояться, что утону, и опять был как без памяти, только работал лапками и старался держать хвост повыше над водой. Ничего не помню, что было дальше, но, наверное, я не утонул, потому что, когда пришёл в себя, увидел сосновую шишку, набросился на неё и стал её шелушить и грызть.

Мы оказались в каком-то новом лесу, где было много еды, но белок было ещё больше, и, полуголодные, двинулись дальше и начали мало-помалу расходиться в разные стороны.

Мы выбрали себе подходящее местечко и нашли гнездо и в нём свернувшуюся клубочком мёртвую белку — она дошла, сделала плохонькое гнездо, но больше сил у неё не было.

Мы жили впроголодь, но изо всех сил спешили сделать запасы на зиму. Хоть самые маленькие запасики! Мы прятали каждый орешек, каждый жёлудь и сморщенный грибок. Мы спешили, полные страха перед тем, что надвигалось, что называлось «зима», которой мы с сестрёнкой ещё не знали, но чувствовали, что она идёт, и боялись её.

Ещё нужно было поскорей строить гнёзда — без них пропадём! Бабушка нашла удобное место между двумя сучками большого дерева и стала вплетать между ними веточки, сгибая их так, что через два дня уже получился превосходный шарик с двумя выходами.

Мы тоже стали плести себе домики, поглядывая, как всё делает бабушка, как она устилает пол мохом, лишайником, сухими листьями и мочалом. Мочало она добывала сама так: откусывала кончик веточки, уцепившись зубами за этот кончик, пятилась по стволу вниз, пока не оборвётся мочало, потом аккуратно сомнёт мочало петлями и заберёт в рот и притащит в гнездо.

Потом она ещё долго мяла и теребила подстилку, чтоб сделать её пушистой и мягкой, заготовила два комка сухой травы и моха, чтоб плотно затыкать оба выходных отверстия — главное и запасное, на всякий случай; и домик готов, можно отдыхать, прятаться от мороза, дождя и ветра.

Наши гнёзда вышли похуже, но мама меня утешила, сказав, что мальчишки, да и взрослые мужички, никогда не умеют так хорошо сделать гнездо, как мама или бабушка. Терпения у них не хватает!

И вдруг наступила зима, и мы увидели снег, который покрыл всю землю, скрыв грибы, и ягоды, и шишки, которые мы подбирали, бегая понизу.

Запасики наши были такие тощенькие и маленькие, что бабушка нам притронуться к ним не давала, как бы мы ни были голодны.

— Да ведь пришла зима! — спорили мы с сестрёнкой. — Это зимние запасы — их можно теперь есть!

— Это ещё не зима! — гневно фыркала бабушка. — Зима — это когда нельзя носу из гнезда высунуть по нескольку дней! Вот тогда узнаете, какая бывает зима!

Зима всё-таки наступила. На земле всё толще становился слой снега, и отыскивать под ним корм стало очень трудно.

Бабушка сказала, что мы всё-таки можем продержаться зиму, если не будет слишком долгих и сильных морозов и если мы будем очень мало есть и очень много спать у себя в домиках, заложив входы потуже моховыми комочками.

Теперь нам приходилось много путешествовать по деревьям, далеко отходить от дома, чтоб найти что-нибудь съестное.

Я несколько раз доходил даже до самой полянки, посредине которой стояла хижина людей и дымила чёрным дымом.

Я видел, как из неё выходил, сильно хромая, человек и таскал куски деревьев к себе в дом. И я всё гадал, из каких людей этот человек — из тех, что сдирают с нас шкурки, или из тех, которые помогали нам посушиться среди реки на куче песка?

Я прятался и подглядывал за человеком издали и чувствовал, что меня так и тянет подойти поближе и если выйдет, то и поиграть с ним немножко!

И вот я выглянул из-за дерева — только немножко показался, цокнул и помахал хвостом, как делают, когда приглашают поиграть.

Человек, как будто понял и стал подходить поближе. В руках у него была длинная палка, на которую он опирался, но он не злился и не рычал на меня.

Тогда я спрятался и опять выскочил, предлагая ему поиграть в прятки. Конечно, не по-настоящему — он был слишком большой, и медленный, и неуклюжий, чтоб можно было с ним играть по-настоящему, — но он мог хотя бы просто поиграть в такую игру, как будто мы играем: значит, я буду бегать, прятаться, а потом выскакивать и фыркать на него, а он будет стараться меня увидеть, заметить, куда я скрылся!