Черника в масле

Примерно в метре над головой нависал дощатый потолок, некогда окрашенный белой краской. Сейчас она потемнела, местами облупилась, из рассохшихся щелей между досками торчали клочки пакли. В углу, на стыке между стеной и потолком, невидимый сквозняк шевелил лоскуты полупрозрачной старой паутины. Рядом на кровати лежало жёсткое шерстяное одеяло, которым Коби так и не воспользовалась. Она повернула голову, осмотрела комнату. При свете дня та оказалась не такой уж большой. Вдоль всех стен стояли в два яруса старые железные кровати с сетчатыми рамами. Раньше Коби Трентон видела такие только в старых фильмах про армию. Или тюрьму. Почтенный возраст этих раритетных экземпляров подтверждали многочисленные следы ржавчины, проступающие сквозь тёмно-синюю краску. На нижних кроватях сидели несколько женщин из числа пассажиров, одетые кто во что горазд, и переговаривались между собой. Коби перевела взгляд на себя, впервые пытаясь оценить, во что, собственно, одета она сама. Футболка явно принадлежала подростку – плотно облегала тело, обтягивала грудь и плечи. Спереди красовался какой-то непонятный рисунок из ярких цветов и надписей. И всё это на фоне китайских иероглифов. Длинные, почти до колен шорты, сбились набок из-за слишком большого размера. Коби подцепила пояс пальцами, оттянула вверх. Да уж, в свободное пространство можно кулак просунуть. При этом конфигурация застёжки однозначно выдаёт принадлежность к мужскому гардеробу.

Скрипнула входная дверь, потом хлопнуло что-то. Кто-то невидимый с её места прошёл внизу, поскрипывая досками пола. Звякнула рама кровати, вся двухярусная конструкция качнулась и над краем постели появилась голова Рамоны Брукнер. Короткие волосы взлохмачены, на смуглой коже ни следа косметики. Короче, ни дать ни взять – утро после вечеринки в общежитии колледжа.

– Привет! Ты проснулась?

Коби кивнула и неожиданно хриплым голосом ответила:

– Ага.

Закашлялась, сглотнула, пытаясь увлажнить пересохшее горло.

– Отлично. Как себя чувствуешь?

– Спасибо, погано.

– Ясно дело. Слезай. Пойдём умываться и завтракать.

– Сейчас.

Коби перекатилась к краю кровати, свесила голову через край. Боже, как же она не убилась ночью, взбираясь сюда! В поле зрения попали также свесившиеся по краям лица спутанные, лохматые пряди волос. Она ощупала голову рукой, вопросительно глянула в близкие карие глаза Рамоны. Та пожала плечами, покачала головой – ерунда, бывает и хуже. Спрыгнула с нижней койки, сделала Коби приглашающий жест рукой. Та, наконец, села, свесила ноги с края кровати. Некоторое время соображала, как бы спуститься. Решила не рисковать, неловко перевернулась на бок, потом на живот, сползла вниз. Высмотрела внизу какие-то шлёпанцы, смутно припоминая, что в таких она и притопала сюда после душа. Обулась, выпрямилась, подтянула осевшие на бёдра мальчишеские шорты, двумя руками попыталась пригладить волосы. Ещё раз с немым вопросом посмотрела на Рамону. Та в ответ ухмыльнулась, показала большой палец.

– Пошли.

Снаружи было классно. Несмотря на незнакомую обстановку, непонятное настоящее и крайне неопределённое будущее. Солнце пробивало густые кроны высоких сосен, пятнало всё вокруг яркими солнечными зайчиками. Лёгкий тёплый ветер летал между стволами деревьев и почти одинаковыми, как близнецы, домами, шелестел высокими зарослями камыша вдоль берега оказавшегося совсем рядом с ними озера. Высоко над головой щебетали птицы, перекликаясь на разные голоса. Под ногами поскрипывали доски деревянного тротуара, открытую землю за его пределами покрывал слой тёмно-рыжей сухой хвои. Тянуло запахом смолы, близкой воды, свежих опилок, еды. Со всех сторон доносились голоса, где-то стучали молотки. Между некоторыми соснами протянулись верёвки, украшенные гирляндами выстиранной одежды.

– Представляешь, – рассказывала на ходу Рамона. – Местные за ночь исхитрились перестирать всю нашу одежду! Так что к вечеру можно будет переодеться в свои вещи. Правда, я с трудом представляю, как мы будем носить здесь униформу и туфли. Ну да ведь это же ненадолго, как думаешь?

– Не знаю, Рамона. Как у них тут с удобствами?

– А вон там всё. Этот длинный сарайчик – туалет. Ужасный, конечно. Как на ферме. Помост и дырка в нём, представляешь? Вон там строят ещё такие же. Некоторые из пассажиров вызвались помочь. Слава богу, чтобы копать яму, язык знать не нужно. А вообще, с общением беда. Со мной такого никогда не было, чтобы никто не знал ни слова по-английски. Совсем ни бум-бум. Я понимаю, что им он тут, как собаке пятая нога. Это как если бы мы с тобой были японками и приехали куда-нибудь в глухомань, Кентукки или Небраску. Вот-вот, и они на нас так же смотрят. Хорошо, что у нас хотя бы двое нашлись, кто русский знает. Вот ты слышала раньше, что Лукас его понимает? Нет, не говорит. Не сейчас, по крайней мере. Но понимает. В результате местные, когда им что-то надо, идут к нему, а он потом уже нам пересказывает. А этот пастор, немец, так он не только понимает, но ещё и говорит. Так что его вообще рвут на части. Постоянно.