Черника в масле

Бытует в корне ошибочное и наивное мнение, что к боли можно привыкнуть. Обычно так думают люди, у которых в жизни не болело ничего серьёзнее зубов. И уж точно их никогда не били по-настоящему. Сильно, профессионально, но не перебарщивая. Так, чтобы избиваемый не потерял сознание и не заработал сильного сотрясения мозга. Правильно направляя и прикладывая удары. По болезненным точкам и тонким слоям мягких тканей. Скулы, ушные раковины, губы. Локтевые суставы вывернутых назад рук, нижние рёбра. Открытое, беззащитное солнечное сплетение. Босые пальцы ног. Как ни крути привязанной к ножке стула ступнёй, никак не получается убрать их от тяжёлой, жёсткой подошвы военного ботинка, когда здоровенный детина подпрыгивает и приземляется прямо на твой мизинец.

Есть ещё теория, что существуют специальные техники, которыми владеют йоги, монахи Шаолиня и легендарные японские ниндзя, когда усилием воли человек отключает определённые части своего тела и смотрит на происходящее с ними как бы со стороны. Жаль, что мысли об этом всплывают в голове, когда по ней размеренно лупят здоровенные кулачищи в тактических перчатках, и учиться чему-либо подобному уже поздно.

Разбитые брови и скулы постепенно опухают, затягивают глаза, превращают их в щёлки, заполненные кровавой пеленой и слезами. Сквозь багровую муть едва виден невысокий полный мужик в расстёгнутом разгрузочном жилете, сидящий развалившись на стуле у старого облупившегося деревянного стола. И ещё в мутной пелене на его фоне из стороны в сторону ходит другой – высокий, прямой, как палка, скрестивший на груди руки. То ли холодно ему, то ли боится, что руки могут что-то сделать помимо его воли.

– Может, ты уже сядешь? У меня от тебя башка кружиться начинает.

Высокий остановился, повернулся к сидящему.

– А может, ты уже закончишь и перейдёшь к делу?

– К какому?

– Спросишь уже, наконец, о чём-нибудь.

– Не понял?

– Долго ты его ещё мутузить будешь?

– А, так тебя моя методика смущает? Не ссы, все в порядке. Я со своими ребятами на этом деле собаку съел. Ты сам-то, когда последний раз допрос вёл?

Высокий промолчал.

– То-то. Все вы такие, чистоплюйчики. Результаты вам подавай, а что при этом надо грязную работу сделать, вам не нравится. «Фу, грубость, жестокость!». Тебе сведения нужны или нет?

Собеседник пробормотал в ответ что-то неразборчиво.

– Чего? Подполковник, ну тебя в жопу! Ты уж определись, то ли ты здесь целку продолжаешь изображать, то ли работаешь. А поскольку мы с тобой вроде как уже определились, что в местных условиях я разбираюсь лучше твоего, то нечего ходить здесь с кислой мордой и воротить нос от нас, грубиянов.

– Но котлету-то нахрена ж ты из него делаешь? Может, он бы так всё рассказал.

– Он? Сам рассказал? Парни, вы это слышали? – толстяк расхохотался, правда, звук этот доходил до Андрея сквозь шум в ушах, как невнятное и мерзкое бульканье. – Послушай меня, дорогой наивный московский гость. Пока вы там сидите среди вашего радужного благополучия, мы тут общаемся с живыми, настоящими людьми. И помяни моё слово, нормальный мужик в здешних суровых, местами скотских условиях – это человек очень злой и очень упрямый. Любой другой типаж в наших краях не выживает. Скатывается в говно, в беспросветное пьянство и быстренько дохнет. Если этот тип исхитрился дожить до такого возраста и при этом нормально выглядит, руки не трясутся, рожа не красная – значит, это крепкий жёлудь. С характером. И, во-вторых, ты глаза его видел? Нет? Господи, да чем ты там у себя в Москве занимался? Ну? Мне вроде бы написали, что вы не просто шайка клоунов, а целые профессионалы, типа разведки. Соврали, небось? Чего молчишь-то? Как вы называетесь правильно?

– Особая поисково-разведывательная группа, – нехотя выдавил из себя военный.

– О, про особую группу – это я верю. – В тоне толстяка сквозили тонкие издевательские нотки. Он явно наслаждался своим положением и важностью. – Даже в поисковые навыки ваши готов поверить. А вот на разведчиков вы явно не тянете. По крайней мере, не на тех, которые с людьми работают. Может, забраться куда-то и вражьи танки посчитать вы и сможете, вот только с живым человеком общаться ни хрена не умеете. Иначе ты бы заметил, какими глазами он на нас смотрел – на меня особенно. Будь мы там один на один, он бы руками меня задушил. Или глотку перегрыз. Паша, притормози!

Удары прекратились.

– Плесни-ка ему в рожу. Попробуем пообщаться.

В лицо ударил поток воды. Отчаянно заныло, защипало в ссадинах.

– Глаза и пасть ему промой.

Сильная рука захватила волосы в горсть, резко рванула назад. В заплывшие веки полилась струя, вымывая кровавую пелену и слёзы. Потом поток сместился вниз, через нос на разбитые, опухшие губы. Внутри рта вода смешалась с кровью, всё заполнил её металлический привкус. Андрей попытался сделать глоток, подавился, закашлялся. Выгнутая назад шея не позволяла отплеваться от жидкости, а державший его за волосы детина это явно понимал. Видимо, забавлялся тем, как жертва хрипит и захлёбывается, пуская изо рта и носа кровавые пузыри.

– Хорош, довольно! Отпусти его.