Толпа отшатнулась назад. Кару Купер толкнули так, что она впечаталась теменем в дверную раму. Стоявшую рядом с ней раненую брюнетку вместе с дочерью вынесло к распахнутому левому дверному проёму. Девочка запнулась обо что-то, оступилась, её ладонь выскользнула из руки матери и она полетела вниз. Худенькое тело упало в тёмную, поблёскивающую на солнце массу почти плашмя, выбросив в разные стороны вязкие брызги. И сразу же ушло в трясину, оставив над поверхностью только голову и руки. Девочка попыталась взмахнуть руками, как-то перевернуться. Под грязью прошла волна там, где извивалось её тело. И тогда она закричала. Это не был человеческий крик, голос, зовущий на помощь. Это был истошный, отчаянный визг живого существа, животного, попавшего в смертельную ловушку. Сверху ей ответил вопль матери. Та упала на колени, свесилась из дверного проёма, цепляясь одной рукой за его край, а другой пытаясь дотянуться до дочери растопыренными пальцами. Бесполезно. Ей не хватало примерно метра, чтобы дотянуться до девочки, которая стремительно уходила в топь. Над волнующейся густой поверхностью болота теперь торчали только руки по локоть и лицо. Всё происходило так быстро, что люди наверху, в дверном проёме, просто не успели повернуться и что-то сделать, как-то прийти на помощь. Сорвавшись на хрип, брюнетка вдруг качнулась назад внутрь салона, напружинилась и неуклюже прыгнула. Она плюхнулась рядом с девочкой, провалилась сразу почти по плечи, неуклюже взмахнула руками, как морская птица, которая, угодив в разлив нефти, безуспешно пытается выбраться из клейкой ловушки. Поймала дочь за руку, попыталась потянуть её наверх, не понимая, что при этом тонет сама, тонет стремительно. Взмахнула второй рукой, подняла веер грязи, шлёпнула ей в бесполезной попытке плыть, издала отчаянный вопль на непонятном наречии – то ли призыв, то ли имя. Болотная жижа втягивала их в себя. Отчаянный визг сменился хрипом и клокотанием, потом бульканьем, четыре руки плеснули грязью в разные стороны в последней попытке всплыть на поверхность. Из глубины болота вспучились тусклые непрозрачные пузыри, лопнули, выпустив наружу отвратительный запах. И поверхность снова замерла, застыв причудливым узором прожилок грязи разного оттенка.
Наверху, в проёме распахнутой двери, кто-то отчаянно вскрикивал, кто-то рыдал в ужасе, закрывая рот руками, кто-то подхватывал других за плечи, за руки, удерживая от падения. С противоположной стороны самолёта Джим наконец-то взял свою жену Хелен в надёжный захват, сцепил пальцы рук в замок у неё на спине и теперь тащил обратно на трап, напрягаясь изо всех сил. Его лысина налилась кровью, стала пунцовой, как малина. Какой-то мужчина в костюме соскользнул вниз ему на помощь. Всё это происходило вокруг Кары Купер, и, в то же время, как будто не с ней. Она сидела у переборки, уперев ноги в порожек левой двери. Уперев изо всех сил, чтобы не дай бог не вывалиться наружу. Кара обхватила себя руками, пытаясь унять колотившую всё тело крупную дрожь, и не отрывала взгляда от коварно ровной, поблёскивающей солнечными зайчиками, равнодушной ко всему живому поверхности болота. Нет, чтобы не случилось, она больше не встанет и никуда с места не двинется.
Похоже, на этот раз она выбыла из строя окончательно.
Отстегнувшись и не обращая внимания на крики вокруг, Лукас первым делом проверил девочек. Марси Уильямс ответила на его похлопывание по щекам тем, что открыла глаза, замутнённые страданием, и слабо качнула головой. Дыхание давалось ей с трудом, перегрузка при посадке явно ухудшила состояние старшей стюардессы. Мэнди Уэстфилд, как ни странно, пришла в себя, в полном недоумении пыталась осмотреться и скребла пальцами по лентам скотча, которыми её крест-накрест примотали к спинке сиденья, чтобы зафиксировать на время посадки.
– Мэнди, Мэнди, тише, тш-ш-ш, это я, Лукас, – он погладил её по щеке, повернул лицом к себе. – Ты ранена, тебе нельзя шевелиться.
– Ра… ранена? – шевельнула она посиневшими, пересохшими губами. – Что… что произошло?
– Авария. Мы уже сели. Аварийная посадка. Ты не шевелись, пожалуйста, ладно? Мне надо помочь пассажирам и я к тебе вернусь. Договорились?
Она кивнула. Лукас выпрямился, повернулся к салону. Там явно открылся филиал ада. Грязное, чёрное бревно торчало в левом проходе между креслами, не дойдя до переборки в конце салона примерно полутора метров. Во все стороны от него щетинились обломки сучьев, острые расщеплённые концы многих были перемазаны красным. Такими же красными брызгами были обильно заляпаны стены, потолок салона, обивка кресел.