Черника в масле

Дело в том, что по докладу капитана шведских ВВС Свенссона, ни с южной авиабазы Блекингского авиакрыла в Роннебю, ни с западного аэродрома в Лидчёпинге, где базировалось Скараборгское крыло, в субботу не поднимался в воздух ни один самолёт. Только самая северная база в Лулео отправляла истребители в тренировочные полёты. Причём, поскольку зона ответственности Норрботтенского авиакрыла распространяется практически на половину Швеции, три их самолёта долетали до района немного южнее Остерсунда. А ведь как раз вокруг него и южнее, до самой линии между Карлстадом и Упсалой, местность представляет собой именно то, что описал пилот рейса во время обрывка сеанса связи: «Лес, только лес и ничего больше». Следовательно, можно предположить, что инцидент произошёл значительно севернее. Принять это предположение мешало одно – отсутствие подтверждения со стороны пилотов этих истребителей. Точнее, невозможность такое подтверждение получить. Шли выходные, и двое из трёх лётчиков были попросту недоступны.

Вообще, главной проблемой был острый недостаток объективной информации. Пока всё выглядело так, словно инцидент произошёл в параллельной вселенной. В реальном же мире ни одно сообщение, новость, твит или комментарий не указывали на происшествие в небе Швеции. Что для современного, пропитанного информацией общества было очень подозрительно. С одной стороны, это было третьим голосом в пользу варианта, что всё случилось намного севернее, где плотность населения значительно ниже. С другой – открывались пугающие перспективы того, что местом действия могла оказаться и не Швеция даже, а, например, южная часть Финляндии.

Им как воздух была необходима полная реконструкция злополучного полёта – с перепроверкой и подтверждением данных, расчётом и учётом побочных факторов. Всем этим сейчас на другом конце света занималась команда «НАПС». До того, как они закончат работу, поисковый штаб может руководствоваться только предположениями и ждать, что какое-то из сообщений в бесконечном потоке информации укажет им на конечную точку маршрута борта NP412. Карлу Рихтеру же пора было заняться проработкой других аспектов происшествия: что именно послужило его причиной? Не оказался ли на борту самолёта кто-нибудь, чья жизнь должна была прерваться в этом полёте? Или наоборот, чтобы все думали, будто эта жизнь оборвалась в результате авиакатастрофы? Или это всё-таки террористический акт и вот-вот где-нибудь в Интернете всплывёт сообщение от очередных фанатиков, берущих на себя ответственность за крушение и блеющих что-то о том, во имя чего им показалось важным убить сотню невинных людей и уничтожить собственность на десятки миллионов евро. Или это просто техническая случайность, обычное происшествие, статистический элемент в будущих расчётах средних величин аварийности и безопасности авиационного транспорта. Или, или, или…

Карл поднял руку, опёрся предплечьем на прохладное стекло. Не упускает ли он что-то? Вроде бы нет. Списки пассажиров переданы для анализа спецслужбами. Гипотезы выдвинуты, задачи перед специалистами поставлены. Теперь наступает пакостный период, когда лично от тебя мало что зависит. Для принятия следующих решений должны поступить хоть какие-то результаты. Или произойти что-то проясняющее картину, добавляющее новые элементы к головоломке. Ненавистный, вынужденный, но неизбежный этап. Ожидание.

– Господин майор!

Он оглянулся. Из двери комнаты отдыха выглядывала молодая женщина в джинсах и водолазке. Диспетчер дежурной смены. Он говорил с ней и запомнил необычное имя. Кажется, норвежское. Как оно звучало? Ах, да – Ингунн. Подходящее для её типичной нордической внешности – крепкая кость, светлые волосы, брови. Голубые глаза.

– Да?

– Хотите кофе?

О, это будет кстати.

– Конечно. Кофе – это вы здорово придумали. Спасибо.

***

Ночь прошла, будто её и не было. Словно кто-то накрыл голову непроницаемым чёрным мешком и – раз! Унёс с собой любые ощущения, воспоминания, само время, прошедшее с момента, когда эта самая голова коснулась подушки и до того, как глаза снова открылись.