Я кивнула. Он показал мне блокнот.
- Я занят только этим, - сказал он, указав на страницу.
Я ничего не сказала, но жар не покидал щеки.
- Думаешь, Мию правильно поступила? – сказал он. – Тоже хочешь меня ударить?
Я уставилась на него. Откуда такое отношение? То, как он спас девушку в парке, его мягкое выражение лица позже, то, как он ждал автобус, - все это не вязалось с его абсолютно непонятным поведением сейчас и тем, как он вел себя в школе.
- Итак? – он выжидающе смотрел на меня, и я заставила себя заговорить.
- Я не собираюсь тебя бить, но я думаю, что это подло с твоей стороны, - он ухмыльнулся и посмотрел на дерево, поднимая ручку, чтобы набросать тень на клюве трясогузки. – Зачем ты соврал ей?
- Соврал?
- Да. Что Мию для тебя ничего не значит. Я видела по твоим глазами, что ты на самом деле чувствуешь.
Он перестал рисовать.
- Это, - сказал он, - не твое дело.
Прошло время, пока хоть кто-то из нас смог заговорить. Кончик его ручки громко скрипел, двигая вперед-назад по бумаге.
- Ладно, а что тогда мое дело? Скажи, почему твои рисунки двигались, как ты заставил мою ручку взорваться.
- Анимация, неисправная ручка.
- Чепуха какая-то, - сказала я.
- Смотри, если не веришь, - сказал он, и я уставилась на рисунок. Абсолютно обычный. – Ты могла что-то видеть. Проверься у врача.
- Заткнись, - сказала я, но меня обеспокоили его слова. Я искала в Интернете информацию о симптомах галлюцинаций, и потеря важного человека входила в число причин.
- Ватанабе-сенсей и Накамура-сенсей сообщили, что ты вступила в клуб кендо, - сказал Томохиро после паузы.
- Да, - сказала я. Он усмехнулся и склонился, чтобы смахнуть с бумаги лепестки умэ. Челка упала ему на глаза, он склонил голову на бок.
- Ты постоянно следишь за мной, - отметил он.
- Я не слежу за тобой! – возмутилась я. – Меня не тревожит, чем ты занят на досуге.
- Потому ты пришла сюда.
- Я же говорила, что думаю, что ты с чем-то связан.
- С рисунками.
Я стыдливо понизила голос.
- Я это вижу.
Он резко прекратил рисовать, трясогузки тревожно перекрикивались высокими голосами. Он принялся замазывать рисунок, уничтожая его. Я с удивлением наблюдала.
- Он был не так и плох, - сказала я. Он не ответил, открыв чистую страницу. Я слышала его дыхание, тяжелое, словно после сражения в парке. Через миг он сглотнул, и его рука задвигалась по бумаге, набрасывая нечто, похожее на сливовое дерево.
- Почему ты бросил каллиграфию? – спросила я, глядя, кК его рука замирает, пока он разглядывал листву ближайшего дерева умэ.