— Я знаю. Ну, значит, как-нибудь по-другому, но тогда ты мог бы вчитать нас туда, вслед за всеми! Раз этот паршивец не хочет достать Мегги с Резой и Мо оттуда, значит, нам надо идти за ними.
Но Дариус покачал головой, как всегда, когда Элинор в новом порыве красноречия пыталась подбить его на эту затею.
— Не могу, Элинор! — прошептал он, и очки его затуманились — то ли от кухонного пара, то ли от набежавших слез, в этом Элинор предпочла не разбираться. — Я никогда не вчитывал никого в книгу, я только вычитывал — и то ты знаешь, с каким результатом.
— Ну так вычитай кого-нибудь, какого-нибудь силача и героя, который прогонит эту парочку из моего дома! И неважно, если у него при этом ввалится нос или пропадет голос, как у Резы. Главное, чтобы мускулов было побольше!
На этих словах Сахарок просунул голову в дверь, словно его позвали.
— Обед готов! — Дариус сунул ему в руки дымящуюся тарелку.
— Опять рис? — проворчал Сахарок.
— Да, к сожалению, — ответил Дариус, проходя мимо него с тарелкой для Орфея.
— А ты займись десертом! — приказал Сахарок Элинор, которая только поднесла вилку ко рту.
Нет, так больше продолжаться не может. Она стала прислугой в собственном доме, а в ее библиотеке сидит мерзкий тип, кидает на пол ее книги и обращается с ними, как с шоколадными коробками, из которых достают то одну, то другую конфетку.
«Должен же быть какой-то выход! — думала Элинор, с мрачным лицом накладывая в две вазочки ореховый крем. — Должен. Должен. Ну почему в мою глупую голову ничего не приходит?»
41
КАРАВАН ПЛЕННИКОВ
— Значит, по-вашему, он не умер, нет?
Доктор Рейнолдс надел шляпу.
— Ну, понятно, я могу и ошибаться, но, по-моему, он даже очень живой. Все симптомы налицо. Поди взгляни на него, а когда я вернусь, мы с тобой решим окончательно.
Когда Мегги и Фарид отправились следом за Сажеруком, было уже темно. «На юг, все время на юг», — сказал Небесный Плясун. Но как узнать, где юг, когда солнце давно зашло, а звезд не видно сквозь темную листву? Казалось, темнота пожрала все, не только деревья, но и почву у них под ногами. В лицо им метались ночные бабочки, вспугнутые огнем, который Фарид нес в ладонях, как пушистую зверушку. Казалось, у леса есть глаза и руки, а ветер доносил до них голоса, тихие голоса, нашептывавшие Мегги в уши непонятные речи. В любую другую ночь она бы, скорее всего, просто остановилась или побежала назад, туда, где, наверное, еще сидят у костра Небесный Плясун и Крапива, но сейчас она знала лишь одно: ей нужно найти Сажерука и родителей. Ни ночь, ни лес не могли таить в себе страха сильнее, чем тот, что жил у нее в сердце с тех пор, как она увидела кровь Мо на соломе.
Поначалу Фарид все время находил с помощью огня то след сапога Сажерука, то обломанную ветку, то отпечаток куньих лап, но настал момент, когда он растерянно остановился, не зная, куда двигаться дальше. Куда ни посмотри, в бледном лунном свете теснились друг к другу деревья, между которыми нигде не было заметно тропы. Над собой, рядом и позади Мегги видела только глаза — бесчисленные голодные и злобные глаза, и ей хотелось, чтобы лунный свет не так ярко заливал листву.
— Фарид, — прошептала она, — давай залезем на дерево и подождем восхода. Если мы сейчас просто пойдем наугад, нам потом никогда не вернуться на след Сажерука.
— Мне тоже так кажется! — Сажерук появился из-за деревьев так бесшумно, словно давно уже там стоял. — Я целый час слышу, как вы ломитесь за мной через лес, подобно стаду кабанов.
Между его ног показалась мордочка Гвина.
— Это, между прочим, Непроходимая Чаща и к тому же не самый приветливый ее уголок. Скажите спасибо, что я убедил древесных эльфов на ясенях, что вы не нарочно пообломали им все ветки. А ночные страхи? Вы что, думаете, они вас не чуют? Если бы я их не спугнул, лежать бы вам сейчас в Чаще, как бревна, окутанные страшными снами, точно мухи паутиной.
— Ночные страхи? — прошептал Фарид.
На кончиках его пальцев догорали искры. Мегги подошла к нему ближе. Она вспомнила одну историю, которую ей рассказывала Реза. Хорошо, что она пришла ей в голову только сейчас…
— Ну да. Разве я тебе о них не рассказывал?
Пролаза прыгнул к Сажеруку и приветствовал Гвина радостным тявканьем.
— Они, может быть, и не едят людей живьем, как те духи пустыни, о которых ты вечно твердишь, но назвать их дружелюбными было бы преувеличением.
— Я не пойду обратно! — заявила Мегги, пристально глядя на Сажерука. — Не пойду, что бы ты там ни говорил.
Сажерук посмотрел ей в глаза:
— Знаю. Ты — вылитая мать.
И больше он ничего не сказал.