Чернильная кровь

— Удивительно! — заметил Змееглав. — Лучшие мои художники не смогли бы так точно изобразить эту девушку.

Он с равнодушным видом взял серебряную палочку и поковырял в зубах.

— Мортола говорит, что ты ведьма. Это правда?

— Да! — ответила Мегги, глядя ему прямо в глаза.

Сейчас слова Фенолио должны стать правдой. Если бы только она успела дочитать до конца! Когда ее прервали, ей оставалось совсем немного, и все же она чувствовала под платьем слова, не дождавшиеся своей очереди. «Забудь об этом, Мегги! — приказала она себе. — Сейчас нужно прежде всего сделать правдой слова, которые ты уже прочитала. Будем надеяться, что Змееглав так же сыграет свою роль, как ты — свою».

— Да? — переспросил Змееглав. — Значит, ты сознаешься? Знаешь, как я обычно поступаю с ведьмами и колдунами? Я их сжигаю.

Эти слова. Он произносит слова Фенолио. В точности те, что старик вложил в его уста. В точности те, что она прочла вслух в богадельне всего несколько часов назад.

Мегги знала, что нужно ответить. Слова пришли ей на ум совершенно естественно, как будто принадлежали ей самой, а не Фенолио. Мегги взглянула на Басту и на второго молодчика. Фенолио ничего не написал о них, и тем не менее ответ подходил к обстановке как нельзя лучше:

— Последними, кто тут горел, — спокойным голосом сказала она, — были твои люди. Огнем повелевает в этом мире лишь один человек — и это не ты.

Змееглав уставился на нее, как жирный кот, который еще не решил, как ему лучше позабавиться с пойманной мышью.

— А-а! — сказал он своим тягучим низким голосом. — Ты, верно, говоришь об Огненном Танцоре. Он вечно якшается с браконьерами и разбойниками. Как ты думаешь, придет он сюда, чтобы попытаться тебя спасти? Вот когда я смог бы наконец скормить его огню, которым он якобы повелевает.

— Меня не нужно спасать, — ответила Мегги. — Потому что я все равно пришла бы к тебе. Даже если бы ты не велел привести меня силой.

Между серебряных колонн поднялся смех. Но Змееглав перегнулся через стол и уставился на нее с неподдельным любопытством.

— Вот как! — протянул он. — В самом деле? А зачем? Чтобы умолять меня отпустить твоего отца? Ведь этот разбойник — твой отец, не так ли? По крайней мере, так утверждает Мортола. Она говорит, что и твоя мать у нас в плену.

Мортола! О ней Фенолио не подумал. Он и словом о ней не упомянул, а она здесь, со своим сорочьим взглядом.

«Не думай об этом, Мегги! Не горячись. Стань холодной до самого сердца, как в ту ночь, когда ты вызывала Призрака, — уговаривала она себя. — Но откуда взять теперь подходящий ответ? Импровизируй, Мегги, сочини что-нибудь, как актриса, забывшая текст! — приказала она себе. — Ну, давай! Найди собственные слова и примешай их к тем, что написал Фенолио, как редкую пряность».

— Сорока говорит правду, — ответила она Змееглаву.

Смотри-ка, ее голос и в самом деле звучит спокойно и твердо, будто сердце у нее не бьется о ребра, как загнанный зверек.

— Ты взял в плен моего отца, которого Сорока пыталась убить, а мою мать ты посадил в тюрьму. И все же я пришла не за тем, чтобы просить у тебя милости. Я хочу предложить тебе сделку.

— Нет, вы только послушайте эту маленькую ведьму! — Голос Басты дрожал от ненависти. — Почему бы мне попросту не покрошить ее в куски, чтобы вы скормили их своим псам?

Но Змееглав не обратил на него внимания. Он не отрывал глаз от лица Мегги, словно пытаясь прочесть на нем то, что стоит за словами.

«Вспомни Сажерука! — сказала она себе. — По его лицу никогда не поймешь, что он думает и чувствует. Ты тоже так можешь. Не так уж это и трудно!»

— Сделку? — Змееглав взял руку своей жены таким небрежным жестом, словно случайно обнаружил ее возле своей тарелки. — Что ты хочешь продать мне такого, чего я не могу просто взять?

Его люди засмеялись. Мегги старалась не замечать, что пальцы у нее от страха занемели. И снова ей пришли на язык слова Фенолио. Слова, которые она прочитала.

— Мой отец, — проговорила она, с трудом владея голосом, — не разбойник. Он переплетчик и чародей. Он — единственный человек, который не боится смерти. Ты видел его рану? Цирюльники, наверное, говорили тебе, что она смертельна, что такая рана должна убить. Но его ничто не может убить. Мортола пыталась, и что, умер он? Нет. Он воскресил из мертвых Козимо Прекрасного, хотя Белые Женщины уже отдали его в руки смерти. И если ты отпустишь моих родителей, ты сможешь не бояться больше смерти, потому что мой отец… — Мегги сделала паузу, — может сделать тебя бессмертным.

В большом зале стало совсем тихо.

Но вот тишину разорвал пронзительный голос Мортолы:

— Она лжет! Она лжет, эта маленькая ведьма. Не верьте ни единому ее слову. Это все ее язык, ее ведьмовской язык! Он — единственное ее оружие. Ее отца можно убить, еще как! Приведите его сюда, и я вам докажу. Я сама убью его здесь, у вас на глазах, и на этот раз доведу дело до конца!

Нет! Сердце у Мегги колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Что она наделала? Змееглав неподвижно смотрел на нее. Однако заговорил он так, словно вовсе не слышал слов Сороки.