Чернильная смерть

Но Черный Принц продолжал уговаривать медведя как упрямого ребенка, а великан стоял и смотрел вверх на детей. Потом он поднял руку, женщины завизжали и потянули детей к себе, но огромные пальцы не доставали до гнезд, как и предсказывал Фенолио. Великан тянулся как мог, но ничего не выходило. — Точная работа! — прошептал Фенолио. — А, Мегги? Да, на этот раз он действительно все продумал. Великан, похоже, был разочарован. Он снова потянулся к гнездам и отступил на шаг, едва не придавив пяткой Принца. Медведь зарычал и встал на задние лапы — и великан с удивлением обратил взгляд на то, что копошилось у него под ногами.

— Нет, только не это! — пробормотал Фенолио. — Нет! Нет! Нет! — во всю глотку закричал он вниз, своему созданию. — Этого не трогай! Оставь Принца в покое! Я тебя не затем позвал! За Зябликом гонись! Лови его людей! Шевелись давай!

Великан поднял голову, поискал глазами крикуна, а потом не спеша нагнулся и подобрал с земли Принца и медведя.

— Нет! — закричал Фенолио. — Что теперь будет? Что я наделал? Он же ему все кости переломает!

Разбойники замерли на своих канатах. Один из них метнул нож в руку великана. Тот вырвал его зубами, как занозу, и бросил Черного Принца, словно надоевшую игрушку. Мегги вздрогнула, когда тело глухо стукнулось о землю и осталось лежать недвижимо. Раздался вскрик Элинор. А великан захлопал руками по канатам с людьми, словно отбиваясь от кусачих ос.

Поднялся крик. Баптиста бросился к канату, чтобы спуститься к Принцу. Фарид и Дориа последовали за ним, и даже Элинор рванулась вслед. Роксана с выражением ужаса на лице обнимала двоих рыдающих детей. А Фенолио в бессильной ярости тряс поручень, огораживавший сук.

— Нет! — снова закричал он, нагибаясь над бездной. — Нет, этого просто не может быть!

И тут ограждение лопнуло, и Фенолио полетел вниз. Мегги пыталась ухватить его за плащ, но не успела. Фенолио падал с изумлением на морщинистом лице — и великан подхватил его в воздухе, как спелый плод. Дети уже не кричали. Женщины и разбойники тоже застыли в гробовом молчании, а великан присел под деревом и стал разглядывать, что это он поймал. Медведя он небрежно отодвинул в сторону, а Принца снова взял в руку. Медведь, рыча, бросился на помощь к хозяину, но великан щелчком отбросил его подальше. Потом поднялся, в последний раз взглянул на детей вверху и зашагал прочь, держа в правой руке Фенолио, а в левой — Принца.

Ангелы-хранители

Я спрашиваю тебя: что бы ты стал делать на моем месте?

Скажи мне. Скажи, пожалуйста.

Но для тебя все это так далеко.

Твои пальцы перелистывают одну за другой страницы, которые как-то связывают мою жизнь с твоей.

Твои глаза в безопасности. Эта история — просто еще одна глава в твоем воображении. А для меня это здесь и сейчас.

Маркус Зузак. Джокер

Орфей впервые увидел Виоланту на пиру у Зяблика и сразу представил, как чудесно будет вместе с ней царствовать над Омброй. Любая из ее служанок превосходила дочь Змееглава красотой, но в Виоланте было другое: надменность, честолюбие, властность. Орфея все это привлекало. Когда ее ввели в Зал тысячи окон, он задохнулся от восторга, глядя, как гордо она держит голову, хотя поставила на карту все и проиграла.

Она обвела глазами присутствующих, как будто это они — проигравшие: ее отец, Пальчик, Свистун. Орфея она просто не удостоила взглядом. Откуда ей знать, какую важную роль он играет в этой истории! Змееглав и сейчас сидел бы в дорожной грязи со сломанным колесом, если бы Орфей не вычитал ему сразу четыре новых. Как они все на него уставились! Даже Пальчик с тех пор проникся к нему уважением.

Дневной свет уже не заливал Зал тысячи окон. Пальчик велел завесить кружевные стены черной тканью, и лишь пять-шесть факелов озаряли темноту. Но лицо своего злейшего врага Орфей сможет разглядеть.

Когда в зал втолкнули Мортимера, высокомерная маска дрогнула на лице Виоланты, но она быстро овладела собой. Орфей удовлетворенно отметил, что с Перепелом явно обращались не лучшим образом. Тем не менее узник пока держался на ногах, и, конечно, Свистун позаботился о том, чтобы руки у него были в порядке. «Зато язык они вполне могли бы ему вырезать, — думал Орфей, — а то сколько можно слушать хвалы его голосу». Но тут ему пришло в голову, что Мортимер еще не сказал, где книга Фенолио, — Сажерука-то уже не допросишь.

Факелы освещали только Мортимера. Змееглав оставался во мраке. Очевидно, он не хотел показывать пленнику, во что превратилось его тело. Но об этом легко было догадаться по запаху.