Чернильная смерть

Летать оказалось совсем легко. Умение пришло вместе с птичьим телом, каждым пером и каждой хрупкой косточкой. Да, зерна превратили Резу в птицу после мучительных корчей, до смерти испугавших Силача, но она не стала сорокой, как Мортола. «Ласточка! — прошептал Лазаро, когда она вспорхнула ему на ладонь. У нее кружилась голова оттого, что все вокруг вдруг стало намного больше. — Ласточки — славные птицы! Это тебе подходит».

Он осторожно погладил ее по крыльям указательным пальцем. Самым странным ей казалось, что она не может ему улыбнуться клювом. Зато говорить она могла, своим обычным голосом, от чего бедный Туллио перепугался еще больше.

Перья хорошо согревали, а дозорные на берегу озера даже не подняли глаз, когда она пролетала у них над головами. Судя по всему, они еще не обнаружили своих товарищей, убитых Лазаро. Герб на серых плащах напомнил Резе застенки Дворца Ночи. «Забудь об этом, — думала она, расправляя крылья по ветру. — Это прошлое. А ты должна попытаться изменить будущее. Или жизнь в конечном счете — лишь сеть из нитей судьбы, откуда невозможно вырваться? Не думай, Реза! Лети!»

Где он? Где Мо?

«Свистун запер его в клетку». Туллио не мог объяснить ей, где эта клетка стоит. «Во дворе, — бормотал он, — во дворе с нарисованными птицами». Реза слышала о расписных стенах замка. Но снаружи они были почти черными, из темного камня, встречавшегося и по берегам озера. Реза была рада, что ей не нужно переходить через мост. Там кишели солдаты. Шел дождь, капли рисовали по воде бесчисленные круги, но ощущение полета было великолепно. Внизу она увидела свое отражение, стрелой проносившееся над волнами. И вот ей навстречу уже выступили башни, мощные стены, серые шиферные крыши, а между ними — дворы, словно зияющие дыры в каменном узоре. Голые деревья, загон для собак, колодец, замерзший сад, и везде солдаты. Клетки…

Вскоре она их нашла. Но сперва Реза увидела Сажерука, валяющегося на серой брусчатке, как связка старой одежды. О Господи! Она надеялась, что ей никогда больше не придется увидеть его так. Рядом с ним стоял ребенок. Он смотрел на неподвижное тело, словно ожидая, что оно вот-вот зашевелится, — как это однажды уже случилось, если верить песням комедиантов. «Да, им можно верить! — хотелось Резе крикнуть. — Я касалась его теплых рук. Я видела, как он снова улыбается и целует свою жену». Но при виде тела, распростертого на камнях, ей казалось, что он и не шевелился с тех пор, как погиб в шахте. Спустившись ниже и порхнув под одну из шиферных крыш, Реза увидела и клетки, но пустые. Мо не было. Пустые клетки и опустевшее тело… Ей хотелось камнем упасть вниз, ударится о булыжники и остаться лежать неподвижно, как Сажерук.

Ребенок обернулся. Тот самый мальчишка, что стоял на стене замка в Омбре. Сын Виоланты. Даже Мегги обожавшая детей, говорила о нем с отвращением. Якопо. На мгновение он посмотрел на Резу, словно видел под перьями женщину, но потом снова наклонился над мертвецом, коснулся застывшего лица — и выпрямился, когда кто-то позвал его по имени.

Этот гнусавый голос ни с чем не спутаешь.

Свистун.

Реза вспорхнула на конек крыши.

— Пошли, тебя дед зовет! — Свистун схватил мальчика за шкирку и грубо подтолкнул к лестнице.

— Зачем? — Голос Якопо звучал как наивная пародия на деда и в то же время был голосом ребенка, одинокого среди сплошных взрослых, сироты без отца… и без матери, если верить тому, что рассказывала Роксана о холодности Виоланты.

— Действительно, зачем? Вряд ли он соскучился по твоему нытью! — Свистун ткнул Якопо кулаком в спину. — Он хочет знать, что рассказывает тебе мать, когда вы вдвоем в комнате.

— Она со мной не разговаривает.

— Это плохо. Что ж мы будем с тобой делать, если ты и в соглядатаи не годишься? Может, скормить тебя ночному кошмару? Он давно ничего не ел, а если все пойдет так, как желает твой дед, то и Перепел ему достанется еще не скоро.

Ночной кошмар.

Туллио говорил правду. Как только голоса стихли, Реза слетела вниз, к Сажеруку. Но плакать ласточка не могла, как и улыбаться. «Лети за Свистуном, Реза, — думала она, сидя на мокрых от дождя камнях, — ищи Мо. Для Огненного Танцора ты уже ничего не можешь сделать». Хорошо хоть, что ночной кошмар не заглотил его, как Хвата. Она прижалась птичьей головкой к его холодной щеке.

— Как это ты нарядилась птицей, Реза?

Шепот доносился из пустоты, из дождя, из влажного воздуха, из расписного камня, но не из застывшего рта. И все же это был голос Сажерука, грубоватый и в то же время нежный, навеки родной. Реза завертела во все стороны птичьей головкой — и услышала его тихий смех.