Я не знаю, получил ли ты другие мои письма. Мне кажется, если бы ты их прочитал, то обязательно бы ответил. Может быть, Катя порвала их, и ты даже не знаешь, что я пыталась с тобой связаться. Я знаю, что она считает меня антихристом, или это просто моя ненависть к себе говорит?
С тех пор, как это случилось, я почти не могу есть и спать. Я готова убить себя прямо сейчас, в эту минуту, если тебе от этого станет лучше. Иногда я думаю, что мне все равно стоит это сделать. Я говорю это не для того, чтобы тебе было плохо. Я просто не знаю, сколько еще смогу жить в такой боли.
Меня допрашивал частный детектив. Он сказал, что ты хотел, чтобы я с ним поговорила, и я поговорила. Он был так агрессивен, что меня потом рвало, но я сделала это, потому что ты этого хотел.
Я искренне чувствую, что если бы мы могли вернуться в прошлое, и ты смог бы лучше понять, к чему я веду, ничего этого никогда бы не случилось. Все пошло не так, когда ты переехал в Норт Гроув. Аноми должен был быть кто-то там, с цитатой на окне, украденным рисунком и всем остальным. Но ты никогда не хотел верить мне, что это место плохое из-за нее.
Ходит масса слухов о том, как у тебя дела. Детектив, по сути, пытался запугать меня на протяжении всего допроса, так что он мог соврать, что ты парализован, чтобы заставить меня говорить. Я надеюсь, что это так, хотя это было ужасно слышать, и, честно говоря, я так волновалась и болела, что снова начала заниматься самоповреждением.
Я не знаю, что еще сказать, кроме того, что ты долгое время не видел меня настоящую, потому что я был так обижена и зла. Если долго тыкать животное в клетке, оно будет нападать в ответ, и в этом нет вины животного, просто нет.
Я не имела в виду ничего из того, что я сказала по телефону той ночью. Я просто была так счастлива, когда увидела твой номер, а когда ты сказал, что встретишься с ней на следующий день, у меня было такое чувство, будто мое сердце разорвали. Это казалось таким жестоким поступком — позвонить мне и сказать, что ты встречаешься с ней. Любой бы почувствовал то же, что и я, но я никогда не желала смерти ни ей, ни тебе, это была просто моя боль, вырвавшаяся наружу.
Я очень, очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Что бы ни случилось, жива я или мертва, когда ты выйдешь из больницы, помни, как сильно я тебя любила, и постарайся вспомнить меня настоящую.
Кики
Робин дважды перечитала письмо, положила его в карман и снова отправилась в путь.
Когда Робин пришла, Флавия прислонилась к стене напротив комнаты Блэя и играла на своем мобильном. Вид у нее был угрюмый, хотя она оживилась, когда заметила Робин.
— Ты вернулась, чтобы забрать письмо Кеа из корзины? — спросила она.
— Нет, — солгала Робин, улыбаясь. — Только чтобы забрать свои записи.
— Ты должна подождать, пока мама выйдет, потому что он может принимать только двух посетителей одновременно, — сказала Флавия.
— Верно, — сказала Робин. — Итак, расскажи мне. О ком думает твой папа?
Дверь открылась, и появилась Катя.
— Можете войти, — сказала она Робин тихим голосом. — Я отведу Флавию в кафе на полчаса, но если я понадоблюсь Джошу, вы ведь позвоните, правда?
— Да, конечно, — сказала Робин. Открывая дверь в комнату Джоша Блэя, она услышала, как Флавия говорит матери,
— Почему я не могла остаться с Робин?
— Заткнись, Флавия…
Глава 63
Узрите агонию
В той самой потайной камере сердца,
Где мрачно сидит раскаянье…
Фелиция Хеманс
Арабелла Стюарт
В маленькой палате, выходящей окнами на юг, было жарко, как обычно бывает во всех больницах. На прикроватной тумбочке стояло несколько открыток “Скорейшего выздоровления” и золотой гелиевый шарик, который был слегка сдут.
За несколько минут, проведенных Страйком в палате Джоша, ему показалось, что он перенесся обратно в Селли-Оук, военный госпиталь, где он лечился после того, как ему оторвало ногу в Афганистане. Джош Блэй сидел в инвалидном кресле, одетый в пижаму, на ногах у него были новенькие тапочки военно-морского цвета, предплечья неподвижно лежали на подлокотниках. Кто-то положил его телефон перед ним на поднос, прикрепленный к креслу. Пустое, замкнутое выражение лица Блэя было знакомо Страйку; он и раньше видел такое выражение на лицах мужчин, чье внимание было сосредоточено внутри себя, где они пытались примириться с новыми странными реалиями своей жизни. Возможно, Страйк и сам носил такое выражение, когда лежал по ночам, терзаемый фантомной болью в навсегда отнявшейся голени, и размышлял о конце своей военной карьеры.
Высокие скулы, квадратная челюсть, большие голубые глаза, прямые темные брови, тонко очерченные нос и рот Джоша еще больше бросались в глаза теперь, когда его волосы, которые когда-то свисали ниже плеч, были очень коротко острижены. Неумолимый солнечный свет, заливающий комнату, едва рассеиваемый опущенными кремовыми жалюзи, высветил недавно заживший шрам от трахеостомии у основания горла Блэя. Под его глазами были фиолетово-серые впадины, тусклость которых Страйк связывал с лихорадкой.
— Это мой партнер Робин, — сказала Страйк, садясь на второй пластиковый стул напротив Джоша.