Чернильно-Черное Сердце (ЛП)

Мобильный телефон Страйка завибрировал в кармане, и он достал его. Робин написала ему сообщение.

Уолли Кардью — не Аноми. Сейчас в машине скорой помощи. Позвони, когда сможешь.

Страйк отпустил нож и вилку.

— Извините, мне нужно ответить на звонок, — сказал он Гранту, встал из-за стола и как можно быстрее пошел к двери паба, на ходу набирая номер Робин.

— Привет, — сказала она, ответив на втором гудке. — Мог бы и подождать.

— Какого черта ты в машине скорой помощи? — сказал Страйк, едва не сбив женщину, когда вышел на улицу.

— Что? О, прости — не я в скорой, а Кардью.

— Господи, Робин, — сказал Страйк, облегчение и раздражение боролись друг с другом. — Я думал… что случилось?

— Довольно много, на самом деле, — сказала Робин.

Страйк слышал, как она шла по улице. Он прикурил сигарету, прислушиваясь.

— Я пришла сменить Дэва в четыре часа. Он сказал мне, что в середине дня из квартиры Уолли доносились крики. Эм-Джей вышел с разъяренным видом и, по словам Дэва, как будто его избили. У него шла кровь из носа. Затем из квартиры вышла сестра Уолли, побежала за Эм-Джеем, и они вместе исчезли в другом конце участка. Дев говорит, что видел, как бабушка и Уолли подошли к окнам и кричали друг на друга.

В течение нескольких часов после моего прихода все было тихо, но потом я заметила группу из пяти или шести мужчин, собравшихся на углу неподалеку. Пара из них выглядела так, как будто они были подростками. Я не удивилась бы, если бы они были родственниками Эм-Джея. Они наблюдали за дверью Уолли.

Затем Аноми вступил в игру, и примерно через пять минут Уолли вышел из квартиры, разговаривая по мобильному телефону. Он не обращал внимания и…

— Они набросились на него.

Да, и у него не было ни единого шанса. Они повалили его на землю и били ногами по лицу, яйцам — в общем, везде, куда могли дотянуться. Люди выглядывали из окон, и кто-то, должно быть, вызвал полицию, потому что она быстро приехала. Нападавшие убежали, когда услышали сирену, а полиция, наверное, вызвала скорую помощь. Уолли выглядел довольно сильно пострадавшим. Я выбралась оттуда, — сказала Робин, предупреждая следующий вопрос Страйка. — Я им не нужна, там было много свидетелей. Но Аноми говорил в игре, в то время как Уолли лежал на земле, а над ним стояли полицейские, так что, насколько нам известно…

— Да, это конец Уолли Кардью, — сказал Страйк, посторонившись, чтобы пропустить больше людей в Пистолет. — Ну, я никогда не думал, что это он. Если он недостаточно умен, чтобы проверить, нет ли за окном родственников, жаждущих мести, то он недостаточно умен, чтобы быть Аноми.

— Как Грант?

— Вполне интересно. У него те же анонимные звонки, что и у меня. “Откопай ее и прочитай письма”.

— Серьезно?

— Да. Я лучше вернусь к нему — о, — сказал Страйк, собираясь затушить сигарету, — Хью Джекс звонил в офис. Он хочет, чтобы ты ему перезвонила.

— О, ради Бога, — сказала Робин, в голосе которой звучало раздражение. Страйк ждал уточнений, но их не последовало. — Хорошо, я позволю тебе вернуться к Гранту. Поговорим завтра.

Она повесила трубку, и Страйк, сделав последнюю затяжку своего Benson & Hedges, вернулся к Гранту Ледвелл.

— Есть новости? — спросил Грант, когда детектив снова сел за стол.

— Еще один подозреваемый исключен, — сказал Страйк, снова взяв в руки нож и вилку. Итак, кроме этих двух анонимных телефонных звонков и преследований в Интернете, были ли у вас еще какие-нибудь сообщения, которые вас беспокоят? Случалось ли еще что-нибудь необычное?

— Только на этих чертовых похоронах, — хрипло сказал Грант, проглотив бифштекс. Как заметил Страйк на обеде в Клубе искусств, этот человек шумно жевал: он мог слышать, как щелкает челюсть Гранта. Исполнительный директор сглотнул, затем лаконично сказал:

— Чумовое шоу.

— Правда?

— О да. У нас была целая толпа чудаков возле церкви, плачущих и стенающих. В футболках с кровавыми черными сердцами и с черными свечами. Все в татуировках. Один идиот пришел в образе призрака. Когда привезли гроб, они все пытались бросить в него кроваво-черные цветы. Ткань, очевидно — но какое полное, черт возьми, неуважение — один из них попал в глаз несущему гроб.

Потом, внутри церкви, был ребенок, огромный мальчик — кто-то потом сказал мне, что он живет в том арт-коллективе — который не хотел замолкать. Громкие комментарии, вопросы о том, что делает викарий — в какой-то момент маленький ублюдок встает и идет к входу, итвердый, как сталь. Направляется прямо к гробу. Его мать — я предполагаю, что она его мать — побежала за ним по проходу и потащила его обратно к скамье.

Потом, когда я встал, чтобы произнести надгробную речь, какой-то ублюдок освистал меня. Я не видел, кто это был.

Страйк, хотя и молча забавлялся, сохранял бесстрастное выражение лица.