Чернильное сердце

– Это очень старая история. Я тебе расскажу краткий вариант. Длинный красивее, но скоро уже рассветёт. Так вот: жил-был волшебник по имени Гвидион. У него был племянник, которого он любил больше всего на свете, но мать прокляла юношу.

– Почему?

– Долго рассказывать. Она прокляла его. Если он прикоснётся к женщине, то умрёт. У волшебника разрывалось сердце оттого, что его любимому племяннику придётся прожить всю жизнь в грустном одиночестве. Поэтому он на три дня и три ночи заперся в своей комнате и сотворил женщину из цвета дуба, таволги и ракитника. Она была прекраснее всех на свете, и племянник Гвидиона тут же влюбился в неё. Но Блодьювидд – так её звали – не принесла ему счастья. Она влюбилась в другого и вместе со своим возлюбленным убила племянника Гвидиона.

– Блодьювидд! – Мегги попробовала это имя на вкус, как невиданный плод. – Грустная история. И что же с ней сталось? Волшебник в наказание убил и её?

– Нет. Гвидион превратил её в сову, и с тех пор и по сей день у всех сов голос, как у рыдающих женщин.

– Красивая история! Грустная и красивая, – пробормотала Мегги.

Почему грустные истории так часто бывают красивыми? В жизни это не так.

– Положим, историю о жене из цветов я теперь знаю, – сказала она. – Но какое отношение она имеет к Каприкорну?

– Видишь ли, Блодьювидд сделала не то, чего от неё ожидали. И мы попробуем устроить то же самое: с помощью твоего голоса и моих слов – отличных, новёхоньких слов – Призрак, явившись к Каприкорну, сделает не то, чего тот ожидает!

Фенолио выглядел довольным, как черепаха, нашедшая свежий лист салата в самом неожиданном месте.

– И что же он сделает?

Фенолио нахмурился. Довольное выражение исчезло с его лица.

– Над этим я и работаю, – сказал он сердито и постучал себя пальцем по лбу. – Вот здесь. Для этого нужно время.

За окном послышались мужские голоса. Они доносились не с ограждённого стеной двора, а откуда-то издалека. Мегги быстро скатилась с кровати и подбежала к открытому окну. Она услышала шаги – торопливые, спотыкающиеся, убегающие шаги – и вслед за тем выстрелы. Она так высунулась из окна, что чуть не упала, но видно, конечно, ничего не было. Шум доносился, похоже, с площади перед церковью.

– Эй, осторожно! – прошептал Фенолио, обхватывая её за плечи.

Ещё выстрелы. Потом стало слышно, как перекрикиваются люди Каприкорна. Ну почему она не может разобрать, что они говорят? Она испуганно взглянула на Фенолио – может быть, он что-нибудь разобрал из этих криков, какое-нибудь слово или имя?

– Я знаю, о чём ты думаешь, но твой отец здесь наверняка ни при чём, – успокоил он её. – Он же не сумасшедший, чтобы пытаться проникнуть ночью в дом Каприкорна.

Он мягко увёл её от окна. Голоса смолкли. Ночная тишина вновь сомкнулась, будто ничего и не было.

Мегги залезла обратно на свою кровать, но сердце у неё бешено колотилось.

– Пусть он убьёт Каприкорна! – прошептала она. – Пусть Призрак в твоей истории убьёт его! – Она сама испугалась своих слов. Но не взяла их обратно.

Фенолио потёр себе лоб.

– Да, придётся. Ничего другого не остаётся, правда?

Мегги прижала к себе свитер Мо. Где-то в доме захлопали двери, раздались шаги. Потом снова стало тихо. В этой тишине таилась угроза. «Мёртвая тишина», – подумала Мегги.

– А если Призрак тебя не послушается? – спросила она. – Как цветочная женщина? Что тогда?

В ответ Фенолио проговорил медленно:

– Об этом пока лучше не думать.

В ОДИНОЧЕСТВЕ

– Зачем, ах, зачем я покинул мою норку! – повторял несчастный мистер Бэггинс, подпрыгивая на спине у Бомбура.

Дж. Р. Р. Толкиен. Хоббит

(перевод Н. Рахмановой)

Услышав выстрелы, Элинор вскочила на ноги так поспешно, что споткнулась в темноте о собственное одеяло и растянулась на колючей траве. Поднимаясь, она исколола себе все руки.

– Господи, господи, они их поймали! – выдохнула она, бестолково мечась в темноте в поисках чёртова платья, которое украл для неё мальчик.

Мрак был такой, что она не видела собственных ног.

– Вот как вышло, – шептала она. – Почему эти проклятые идиоты не взяли меня с собой? Я бы посторожила, уж я бы уследила…

Но, найдя наконец платье и натянув его на себя дрожащими руками, она вдруг застыла.

Какая тишина. Мёртвая тишина!

«Они их пристрелили! – шепнул ей внутренний голос. – Вот почему так тихо. Они мертвы. Совсем мертвы. Лежат окровавленные на этой площади, перед этим домом, о Господи! Что же теперь делать? – Она всхлипнула. – Нет, Элинор, не сметь плакать! Это ещё что такое? Иди их искать, давай, пошевеливайся».

Она побрела, спотыкаясь. Туда ли она идёт?

«Тебе с нами нельзя, Элинор».

Это сказал Мортимер. Он выглядел неузнаваемым в наряде, который украл для него Фарид, – ни дать ни взять один из молодцов Каприкорна. Но он ведь для этого и переодевался. Мальчик сумел стащить для него даже ружьё.

«Почему? – спросила она. – Я даже готова надеть это идиотское платье!»