Чернильное сердце

Стало совсем тихо, когда Сажерук поднёс зажжённый факел к своей оголённой руке и её облизали языки пламени. Пока он кланялся, а зрители хлопали в ладоши, Фарид обходил их с маленькой серебряной чашей и собирал монеты. Кроме этой чаши, всё вполне подходило к окружающей обстановке. Скажем, Фарид почти ничем не отличался от мальчишек, которые слонялись по пляжу и всякий раз, когда мимо проходила какая-нибудь девочка, начинали толкать друг друга. Разве что кожа у него была немного темнее и волосы немного чернее, но никто, завидев его, никогда бы не заподозрил, что он попал сюда из истории, в которой летают ковры, расступаются горы и лампы могут исполнять желания. На нём было уже не прежнее голубое, до пят, одеяние, а брюки и футболка. В них Фарид выглядел старше. Наверное, и то, и другое купил ему Сажерук, как, впрочем, и ботинки, в которых он ступал так осторожно, словно его ступни ещё не совсем к ним привыкли. Заметив в толпе Мегги, он смущённо кивнул ей и быстро пошёл дальше.

Сажерук выпустил изо рта последний огненный шар, такой большой, что отпрянули даже самые храбрые зрители, затем отложил факелы в сторону и стал жонглировать мячиками. Он подбрасывал их так высоко, что люди запрокидывали головы, ловил и коленкой снова посылал их ввысь. Его руки двигались стремительно, как будто их дёргали за невидимые нити, мячики неожиданно выскакивали у него из-за спины, словно ниоткуда – маленькие танцующие шарики… Всё казалось лёгким, невесомым, чудесной игрой, если бы не лицо Сажерука. Среди круговерти мячиков оно оставалось серьёзным, будто не имело никакого отношения к танцующим рукам, к их сноровке, к их беззаботной лёгкости. Мегги спросила себя, по-прежнему ли у него болят пальцы. Они всё ещё были красные, но, возможно, на них просто падал отсвет огня.

Когда Сажерук нагнулся и вновь запихал свои мячики в рюкзак, зрители разошлись не сразу, но в конце концов остались только Мо и Мегги. Фарид сидел на мостовой и подсчитывал собранные деньги. Он выглядел счастливым, словно никогда в жизни ничем иным не занимался.

– Значит, ты всё ещё здесь, – сказал Мо.

– Почему бы и нет?

Сажерук собрал свои вещи: две бутылки – их он использовал ещё в саду Элинор, потухшие факелы, плевательницу, содержимое которой небрежно выплеснул прямо на мостовую… Он приобрёл себе новую сумку – старая, очевидно, осталась в деревне Каприкорна. Мегги подошла к рюкзаку, но Гвина там не было.

– Я надеялся, что ты давно ушёл отсюда – в такое место, где Баста тебя не найдёт.

Сажерук пожал плечами.

– Сначала мне надо раздобыть ещё немного денежек. Кроме того, мне нравится здешняя погода, и тут больше людей останавливается посмотреть моё представление. И народ здесь щедрый. Правда, Фарид? Какова на этот раз добыча?

Мальчик вздрогнул, когда Сажерук обернулся к нему. Он совсем позабыл про чашу с деньгами и как раз собирался засунуть в рот горящую спичку. Он мигом её погасил. Сажерук едва сдержал улыбку.

– Он во что бы то ни стало хочет научиться играть с огнём. Я показал ему, как работать с маленькими тренировочными факелами, но он очень спешит. Поэтому вечно у него на губах волдыри от ожогов.

Мегги украдкой взглянула на Фарида. Он делал вид, что не обращает на неё внимания, и засовывал вещи Сажерука обратно в сумку, хотя Мегги была уверена, что он ловил каждое слово их разговора. Дважды она поймала взгляд его тёмных глаз, и на второй раз он так резко отвернулся, что чуть не уронил одну из бутылок Сажерука.

– Эй, ты, поосторожней! – набросился на него Сажерук.

– Надеюсь, ты остался здесь не по иной причине? – спросил Мо, когда Сажерук снова повернулся к нему.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Сажерук. – Ах, да, я понял. Ты думаешь, я могу вернуться туда из-за книги? Ты меня переоцениваешь. Я трус.

– Не говори глупостей. – В голосе Мо прозвучало раздражение. – Элинор сегодня едет домой.

– Я рад за неё. – Сажерук бесстрастно смотрел на Мо. – А ты? Ты с ней не едешь?

Мо посмотрел на окрестные дома и покачал головой.

– Я хочу кое-кого навестить.

– В этих краях? Кого же? – Сажерук просунул руки в короткие рукава пёстрой рубашки, разрисованной большими цветами, которая плохо шла к его обезображенному шрамами лицу.

– Есть человек, который, очевидно, владеет ещё одним экземпляром. Ты же знаешь…

На лице Сажерука не дрогнул ни один мускул, но пальцы выдали его волнение. Вдруг они перестали застёгивать рубашку – у них это просто не получалось.

– Этого не может быть! – сказал он хрипло. – Каприкорн не мог упустить из виду ни одного экземпляра.

Мо пожал плечами:

– Кто знает? И тем не менее я хочу попробовать. Человек, о котором я говорю, не библиотекарь и не букинист. Возможно, Каприкорн даже не догадывается о его существовании.