– Причем тех болезней, что распространены по всему миру, – продолжила она на чистом упрямстве. – Кому есть дело до нашего города? Говорят, в наших бедах виновата плохая экология. Слишком долго люди выбрасывали свой мусор в море, и теперь оно готово вернуть нам всё это удовольствие.
– А может, всё гораздо проще, но мы просто упускаем что-то из-за того, что не видим всей картины, а те, кто видят, не успевают ничего сделать? – резонно возразил Радик. – Почему одни пятнистые моментально сгорают, а другие живут довольно долго? Что они делают иначе?
Соня огляделась. В кинозале было темно и рядом с ними были только пустые места, и можно было наклониться к уху Радика и шепнуть пару слов. Ладно, больше. Рассказать тайну, и попросить только молчать об этом. Если он никому больше не скажет, то как об этом узнает Суббота? К счастью, у него нет никаких способов проконтролировать исполнения обещания, и Соня была готова рискнуть.
– Мой брат… ты не знаешь, конечно, мы же не общались с тобой раньше, – тем временем продолжал Радик, благодаря темноте кинозала не видя, как меняется лицо Сони. – В общем, Андрей исчез четыре месяца назад. А первое пятно у него появилось почти два года назад. Мне его так не хватает.
«Твой брат чертовски много убивал», – чуть было не выкрикнула Соня, но больно прикусила язык и отвернулась. Кажется, ей повезло, что она не успела проболтаться.
– Что-то есть такое, что может замедлить рост этих пятен, – продолжал Радик. – Я обязательно узнаю, что это. И, как знать, может, найду лекарство. Найду его для тебя, Соня. И ради Андрея. Хоть он уже и не узнает об этом.
Соня отогнала очередную неприятную мысль, которая подталкивала её задуматься о внезапно проснувшейся отваге Радика, признавшемся в своих чувствах аккурат после того, как она заразилась. Как знать, может, дело не в том, что она давно ему нравилась, а сейчас он понял, что время уходит? Может, настоящая причина в этом Андрее и остром желании Радика узнать тайну чернильных? Что же, если это так, то он почти угадал. Еще немного, и она выложила бы всё, что знает.
Настроение у Сони окончательно испортилось. Не слушая больше бормотания Радика, она повернулась к экрану и попыталась сосредоточиться на истории мертвого дяденьки, который теперь ходил и поднимал других мертвяков. И никто из поднятых не говорил что-то в духе «мне надо покормить кошку» или «отлично, выучу уроки». Нет, они шли к каким-то великим целям. И спрашивается, что с ней, Соней, не так, что у неё никаких грандиозных целей до сих пор не появилось. Даже Радик сам не болен, но и то нашел себе дело – отыскать лекарство и спасти всех пятнистых.
Ну, в нем она не слишком была уверена. Честно говоря, Соня сомневалась, что кто-то решит спасать тех, кто до сих пор жав благодаря чужим смертям. На пятне ведь не написано, убивал ты крыс, наблюдал за тем, как куры и свиньи становятся колбасой, или же лишил жизни человека. Такого же как ты сам, отличающегося лишь тем, что он мог жить, а ты – уже нет.
– Ты меня слушаешь? – ну вот, Радик всё-таки заметил. Соня вздохнула. Не хотелось бы пользоваться тайным оружием, но придется.
– Я тебя прощаю, – она придала своему голосу трагичности и вроде бы даже не переборщила. – Может, ты меня поцелуешь хотя бы здесь? В темноте пятна не видно.
– Меня вовсе не смущает твое пятно! – ожидаемо возмутился Радик, но наконец-то перестал болтать и впрямь поцеловал.
Соня обняла его покрепче и с тоской подумала, что могла бы к этому и привыкнуть. Похоже, он ей всё-таки нравится, и это было обиднее всего. Пусть ей нравился бы Эдик или пугающий Влад, с которыми можно было познакомиться лишь после появления пятна. Но Радик был рядом и раньше. Неужели так оно и бывает? Несправедливо.
И она заплакала.
– Что такое? – всполошился Радик. – Целоваться со мной настолько ужасно?
– А если бы я засмеялась, – сквозь слезы пробормотала Соня, вспомнив свой первый поцелуй. – Ты бы решил, что это настолько прекрасно?
– Разумеется, – ответил Радик и чмокнул её в нос. – Так что случилось? Только не говори, что снова эта чепуха про то, что ты некрасивая с пятнами. Умоляю!
– Нет, – покривила душой Соня. Вообще-то именно об этом она и думала, но не говорить же об этом теперь! – Я думала о том, что ничего в жизни не сделала. Понимаешь?
Радик не понимал. Пришлось объяснить.
– После меня ничего не останется, – Соня снова уставилась на экран, где ожившие снова ложились штабелями – умирать. Довольно депрессивный фильм, похоже. И нудный. – Я ничего не изобрела и не создала. Не придумала лекарство от рака и не родила кучу детишек. Не написала роман века или картину. Ноль. Пустышка.
– Вот это уже совсем ерунда, – Радик неожиданно рассердился. – Пойдем.
– Но мы не досмотрели фильм, – растерянно возразила Соня, послушно поднимаясь.
– Это кино, – буркнул Радик. – Хорошие выживут, плохие умрут, и еще один хороший умрет обязательно, чтобы жизнь не казалась сказкой. Пойдем.
– Иногда все умирают, и мне кажется, этот фильм как раз из таких, – из чувства противоречия ответила Соня, спускаясь в темноте вслед за Радиком.