Чернильные стрелы

Так вот, вообще-то нормальному грастери положено вести исключительно праздный или хотя бы роскошный образ жизни. И если человек, чье сердце качает в жилы вторую по степени благородности кровь, выезжает куда-то по своим или государственным надобностям, то его должна сопровождать соответствующая титулу свита. Но никак не банда витаньери, один из которых участвовал в штурме Веймского монастыря. Дело было шумное.

Монахи-сатуры, конечно, тоже не птичками божьими были: и контрабандой промышляли, и почтительность к королю у них была… скажем так – не очень почтительная. Попросту говоря, Второго Констебля, приехавшего с податной инспекцией, настоятель назвал такими словами, коими не обученные этикету горожане в дешевых трактирах означают нетвердый уд. То есть, если бы даже брат-святитель Легори заявил грастери Дориону, что он  есть вялый стручок, то правая рука Первого Констебля тоже бы обиделся. А так как Легори выразился конкретнее и грубее, Серведо Дорион просто взъярился, стоя перед закрытыми воротами монастыря. Может быть, для сатуров все и обошлось бы некультурной перепалкой, но настоятель приравнял Констебля к королю. То есть и первейшего назвал вялым… кхм… стручком. Таким образом, дело стало уже государственным, и через три дня под стенами разбивал лагерь Третий штурмовой дивизион.

Монахам предложили разрешить дело миром. Условий было два: выплатить недоимки по податям за пять лет и штраф в том же размере, а также выдать брата-святителя Легори в потребном виде, то есть в кандалах или хотя бы связанного. Досконально неизвестно, какое из этих требований сатуры посчитали неприемлемым, но солдаты и офицеры вместо ответа узрели монашеские гениталии, кои со стены орошались в сторону шатра командующего.

Посмотрев на такой настрой осажденных и высоту куртин, генерал Отраро Галефи взял двухдневную паузу. Сил у него было предостаточно, в конце концов, штурмовики – они как раз на взятие укреплений и натаскивались. Но терять своих солдат Галефи не хотел. А вот сводный отряд витаньери жалеть было некому кроме них самих. Но витаньери и жалость – такие слова рядом никогда не стояли, даже по отношению к себе, тем более что наемникам обещали право полного разграбления монастыря.

Осажденные сопротивлялись целый день, ночь и еще утро, но стоило врагу закрепиться на одном участке стены, результат штурма был определен. Остававшимся в живых монахам лучше было перебить друг друга, потому как те, кто попал в руки витаньери, умирали очень долго – до тех пор, пока наемники не убедились, что все тайники с ценным имуществом им выданы.

И без того сомнительная репутация сынов Святого Вито после веймского дела стала совсем уж черной. А генералу Отраро Галефи отказали во многих домах.

А вот грастери Ройсали дурная слава наемников нисколько не смущала. Он, в своем модном укороченном дублете, пижонских бриджах зеленого сукна явно не чувствовал себя чужим в компании витаньери. Мастера же Косту очень нервировало то, что эти мрачные головорезы, одетые неброско, но практично – холщевые штаны, мятые котарди, из под которых торчали несвежие камизы – вот все эти люди готовы были подчиниться любому приказу благородного Ройсали.

А глаза грастери были таковы, что Панари всякий раз старался отвести от них свой взгляд. Плохие глаза были у пуаньи, такие сразу говорят: в голове за ними буйно цветет жасмин. Прямо пахнет безумием.

– И вот что… – продолжил Ройсали. – Не расскажете мне, уважаемый пуйо Коста, где были, куда едете, что видели?

– Кхм… Был я в Алри по своим гешефтам. Еду вот в Сатро.

Тут мастер на всякий случай слукавил. Не хотелось ему, ой как не хотелось раскрывать перед этими людьми конечный пункт своего пути. Обойдутся.

– Ну и всякое видел. Дорогу, деревья вот. Ну, это Вы, благородный пуаньи и сами видите. Еще грязных и очень глупых масари. Этого добра в этих краях хоть телегой вывози.

Ройсали кивнул, соглашаясь.

Витаньери молча ехали рядом.

– Дражайший мой Панари, а не видели ли Вы кого-нибудь такого… как бы это сказать… странного?

– Вы со своими спутниками подойдете? – спросил в ответ Коста. – Вы простите меня, грастери Ройсали, но более странной компании я давно не наблюдал.

Пуаньи искренне рассмеялся, наемники тоже разулыбались. Мастер чуть расслабился, но стреломет не опустил.

– И никого страннее нас? – весело уточнил Ройсали.

– Никого, это уж точно.

– И так уж никого и не видели совсем?

Панари пожал плечами, всем видом показывая, что все уже рассказал.

– Что ж, тогда легкой дороги Вам, пуйо Панари Коста. Был рад знакомству.

– И Вам доброго солнца в спину, уважаемый грастери Ройсали.

Пуаньи уже повернулся к нему спиной и легонько тронул каблуками бордовых, в цвет перчаткам, замшевых сапог бока своего скакуна и тот чуть ускорил шаг. И в тот момент, когда мастер Коста уже готов был с облегчением выдохнуть, один из витаньери, проезжая мимо его телеги, двинул ногой по лемеху, торчащему над бортом. Звякнуло железо.

Панари резко развернулся и направил на наемника стреломет. Ситуация, которая, казалось, уже разрешилась совсем мирно, вмиг стала предгрозовой.