– Я всегда был мелкой сошкой в огромной системе, которая большую часть времени неповоротлива. И так везде, во всех странах. И ваш Негласный кабинет такой, и Тайный приказ Ноффа, да все. Я собирал… впрочем, это пока неважно. Так вот, суть в том, что даже попади я на глаза негласным, меня просто избили бы, да вышвырнули из страны с ехидным письмом в адрес моих хозяев. Мелок я в этих масштабах, что уж там. А тут… В Лейно появились люди с приказом от моего начальника, которым я переподчинялся им. Они не наши, это точно. Вроде бы ничего страшного, но… необычно. Так не делают. И задание их было странным. Но неважно. А потом я увидел один… предмет. Случайно. Просто увидел. Но человек, которому меня передали, отдал приказ пристрелить меня. Только за то, что я его увидел.
– И что?
– В смысле? Пристрелили ли? Нет, как видите.
– Нет, что это за предмет.
– Я не знаю.
Тойло от удивления открыл рот.
Он сумасшедший!
– Не знаю. Только, дорогой господин Шаэлью, просто так не отдают приказ убить человека за то, что он увидел сумку для дипломатических бумаг. С какой-то печатью, какой – не разглядел. А что это значит?
Наемник приподнял бровь. А ведь интересно становилось. И в самом деле.
– Там что-то такое, что, во-первых, стоит больших денег, во-вторых, что-то очень любопытное. И что-то, что заставило шевелиться тайные службы. И три короля, которых в Септрери любят поминать, мне в задницу, если в той сумочке не то, из-за чего пошло это шевеление. Что-то очень опасное.
– Расплющат, разотрут в пыль, разметают в разные стороны и скажут, что так и было.
С этим Вагнер не стал даже спорить. Он погладил своего коня по черной, с белой полоской морде и, не глядя на витаньери, спросил.
– Вы со мной, Тойло?
– Да, три короля нам на две задницы! Но, мать Ваша блудная, почему я?!
Ростримо всем телом повернулся к Шаэлью и медленно, тихо произнес:
– Потому что у Вас в глазах, Тойло, тоска. Словно Вы только что сбежали от одной тайны, испугались. И боитесь себе в этом признаться. А у меня для Вас как раз запасная.
Дорога заняла все же больше времени, чем планировал Панари. Сольфо умудрилась ушибить копыто, на самом верху перевала пришлось распрягать ее и заводить в ручей. Все равно ничем кроме холодной воды сейчас лошадке было не помочь. Олег же в это время сначала залез под телегу, рассматривая устройство рессор и поворотного переднего моста, затем звенел сломанными механизмами в кузове. Любопытный он.
Последнюю ночь перед въездом в Контрарди путешественники провели на заброшенной ферме. Люди тут не жили уже лет сто, наверное, но каменный дом неизвестный хозяин в свое время выстроил добротно. И хотя потолочные балки давно сгнили, Панари всякий раз находил время, чтобы кинуть на стены несколько лесин и закидать их сверху еловыми лапами. Зато в непогоду тут его ждало хорошее укрытие от ветра, дождя, а иногда и снега.
Пока мастер разводил костер в старом очаге, Олег с выражением восторга на лице принялся исследовать руины. И вот ведь: сколько лет здесь ездил пуйо Коста, но ничего интересного не находил, а явный чужак за четверть часа умудрился откопать жестяную коробку, рассыпающуюся в руках, а в ней – бронзового Вавва. Идол, которого в незапамятные времена почитали как покровителя урожаев, святыми братьями когда-то изничтожался со всем рвением, на которое они только были способны. Но с не меньшим упорством масари продолжали втихаря возносить ему мольбы о своих пашнях, не брезгуя иногда и кровавыми жертвами. Панари читал, что обычно просто вскрывали жилу и окропляли статуэтку, но в голодные годы Вавв порой получал полноценную жатву – ребенка. Творец этого одобрить не мог, и за почитателями идола охотились.
Давно уже не было слышно о поклонении Вавву, и находка Олега у ценителей старины, которых в Контрарди предостаточно, могла потянуть на пару королей. А если выяснится, что этот идол еще какой-то особенный, то и на все десять, если не больше. Панари даже не стал счищать зеленую патину, вспомнив, что ее тоже очень ценят на таких вещах.
В город въезжали ближе к вечеру, но еще засветло. Спутники наслаждались теплом, оставшимся от дневной жары, согреваясь после промозглого холода гор. Каждый раз мастер клялся себе, что в следующую поездку точно возьмет теплый свитер и плащ, но все равно выезжал в тонкой камизе и легкой парусиновой куртке. Олег же в своей одежде незнакомого покроя утром совсем продрог, что мелко дрожал, завернувшись в грязную мешковину. Переодеться ему было все равно не во что: упитанный, хотя и не толстый, чужак все равно бы утоп в вещах мастера.
Но сейчас он сидел на козлах и восхищенно крутил головой. Хотя смотреть вроде было не на что, для чужака вид Контрарди определенно был экзотичным.