Чернильный ангел повесть

В отчаянии я спускался по пандусу.

– Эй! – вдруг услышал я.

Левин и Савва, оказывается, ждали меня! Хотелось бы в аккурат одному… Но что поделаешь? Я их раб! Уселся сзади.

– Прокатимся… тут? – ухмыляясь, предложил Левин.

Я кивнул. Мы выкатились из Сестрорецка. Я то отключался, то слышал их разговор.

– …от плясуний этих изжога уже у меня! – голос Саввы.

Веселиться едем?! В самый раз!

Солнце с заката светило меж стволами сосен.

Я вглядывался, прикрываясь ладошкой… Куда?

А-а! Знакомые пенаты! Аж сердце сжалось – когда-то самая жизнь здесь была! Вот промелькнул писательский Дом творчества.

Когда-то по этой сосновой аллее степенно прогуливались ужасно важные, надменные типы… Казалось, что с ними может сделаться?

Смело революцией! Теперь там, за оградой, видны автомобили, и даже какие-то детские голоса звенят- но это уже жирует обслуга, освободившаяся от эксплуататоров и начавшая новую, светлую жизнь!

А на новую жизнь надеялись как раз мы, тут ее зачинали!

По этой вот аллее когда-то шел на станцию, на первые демократические выборы, на которых он выставлялся, наш тогдашний лидер Сережа Загряжский. Свою предвыборную кампанию он строил, в частности, на защите бездомных животных – и вот на этом перекрестке как раз увидал, что целую “собачью свадьбу”, целую разношерстную собачью свору ловят удавками на палках и поднимают, полузадушенных, в машину. Сережа смело кинулся в бой.

Душители, естественно, психанули. В результате Сережа добрался к своим сторонникам рваный, окровавленный. И был встречен овацией.

И на волне общего подъема был избран. Где теперь его избиратели?

Да и сам Сережа в Германии.

Да-а… Были времена! Вот тут, вдоль глухого зеленого забора, мы прогуливались парами после обеда, язвя правительство, которое нас, оказывается, содержало. Правительство почти открыто ругали тогда многие… но и мы не молчали! Наибольшую нашу язвительность вызывал “ложный детсад” напротив их забора.

Проходя мимо, все переглядывались и тонко усмехались. Домики, грибочки… не было там никакого детсада! Это правители, обитающие за зеленым забором, приказали наставить за дорогой домиков и грибков – якобы там детсад, – а на самом деле – чтобы никто там не селился, не ел их кислород! Звонких детских голосов не слышалось там ни зимой, ни летом. Эта тайна сплачивала всех нас, поднимала на борьбу!

Теперь звонкие голоса там снова не звенели – но хотя бы удалось покончить с ложью: домики и грибочки были разломаны, ложный детсад уничтожен.

За самим зеленым забором с победой демократии было решено устроить хоспис… но как-то не получилось. Из глухой дверки в заборе все время почему-то выходили румяные, мордатые, веселые люди, отнюдь не похожие на умирающих… Вот вышли и сейчас.

Но сладко было проехать через поле бывших великих надежд!

Так… Я огляделся. Теперь у меня другие друзья.

Мы проезжали мимо ярко-желтого сруба – кто-то строил огромную простую русскую избу из гладких ярко-желтых калиброванных финских бревен.

– Наш шеф строится… Вот так – скромно, по-ленински! – усмехнулся Савва.

Я огляделся пошире. Да, меняется пейзаж! Бывшая строгая обкомовская роскошь, не бросающаяся в очи, сменялась тесной аляповатостью… вон кто-то замок строит. На каменных стенах – выпуклые кресты… Филиал знаменитых Крестов?.. Проехали!

Теперь надо прислушаться к новым друзьям.

– Значит, так, – усмехался Савва. – Командир выступает перед частью. Вот, говорит, как у нас люди в армии растут. Вот Егоров был простой комбайнер, а теперь – зампотех полка! Сергеев после школы к нам пришел – а теперь командир роты химзащиты…

Политрук сидит рядом и шепчет: “Про меня скажи… про меня скажи!” Командир поворачивается к нему: “…А ты как был мудаком, так и остался!”

В ответ Левин протяжно зевнул. Переехали мост над каменистой речкой… Когда-то мы тут гуляли… Теперь гуляют они.

– Опять же, – Савва вдруг почему-то завелся, – командир выступает перед частью. Лепит: у нас в армии очень высокий моральный уровень. К примеру, я живу с женой тридцать лет и ни разу не изменял! Даже и не думал! Политрук ему шепчет:

“Двадцать, товарищ командир!” – “Что?” – “Двадцать лет вы живете со своей женой, товарищ командир”. – “Молчи ты… Так о чем это я? Ах да! Со своею женой я живу тридцать лет и ни разу ей не изменил!” – “…Двадцать, товарищ командир!” – “Слушай! Отстань!

Это я с твоей женой живу двадцать – а со своей тридцать!”

Теперь уже Левин зло глянул на Савву, что означало вроде бы: прекрати! Что – “прекрати”? Я пытался понять, что происходит. И наконец понял.

– Политрука, что ли, везем? – кивнул наконец Савва в мою сторону, потеряв надежду достать меня тонкими намеками.

– Чего ты мелешь-то? – произнес Левин.

– Ну а кто ж он? – теперь уже открыто дерзил Савва. – Небось в книжках своих пишет, как нам всем хорошими быть!

– Никогда! – воскликнул я возмущенно.

– А за что ж тебе деньги платят?! – Савва презрительно уставился на меня.

– А ни за что! – Я тоже завелся.

Куда везут? На моральную казнь? Тогда зачем так далеко?

Я стал поглядывать в окно – и вдруг забыл о моих мучителях!

Наплывало…