Чернильный ангел

И вот, решил ехать с работы домой. И тут появляется друг, которого я к тому же давно не видел, и предлагает довезти меня на своей машине. Правильно меня мой папа учил: путь, который ведет в ад, поначалу отклоняется от истинного на один какой-нибудь градус, всего! И тут любое отклонение годится — даже в сторону пользы, как кажется поначалу. Казалось бы, что плохого: встретил старого друга, который берется отвезти тебя с работы на машине?

А то плохо, что это уже отклонение — вот что! Раз уж ты решил ехать домой на автобусе, так и поезжай в вышеупомянутом транспорте! Тебя выбрасывает толпа, а ты все равно тупо, раз за разом, ломись в полузакрытую эту дверь, потому что, хоть это и глупо, но это часть твоего плана, а поездка на автомобиле, хоть она и прекрасна, но план это чей-то чужой, пусть твоего лучшего друга, переполненного добрыми намерениями к тебе! Все равно — не может даже самый лучший друг чувствовать твоего ритма, в каждый отдельный момент...

— Машина типа «болидо», — задумчиво произносит мой друг, словно сам он еще в этом не уверен.

Машина стоит, закругленная со всех сторон до земли. И настроился я уже лезть в автобус, вверх, а тут открываю дверцу, сажусь — и ощущение падения, пустоты, мелькают мысли: «Ловушка? Обман?» — и я действительно сижу почти на асфальте, меня под поясницу подхватывает какая-то мягкая сила, и эта сила, в непривычной близи от асфальта, мгновенно уносит меня вперед...

— Саня! — говорит мой дружок, заворачивая, перехватывая руками руль.

И тут пока все верно. Меня действительно зовут Саня.

— Друзья мы или нет?

Друзья, друзья! Не собираюсь с этим спорить.

Не в этом дело!

— Год ведь уже не виделись!

Действительно, мы не виделись год. Пока все верно.

Но тот градус, тот единственный градус отклонения, о котором я говорил вначале, уже действует, неумолимо!

— Да, — беззаботно говорит мой друг. — Подожди, я заскочу тут в один дом за пакетом!

И это — все! Это конец.

Он останавливается у высокого старинного дома, убегает. А я сижу. Я пытаюсь найти в этом ожидании какой-то высокий смысл, и мне уже кажется, что я его нахожу... И вдруг все перебивается давним, тоскливым ощущением: что-то слишком часто я стою (или сижу) и вот так вот кого-то жду, пока он, ненадолго убежавший, быстро делает свои дела.

И хотя мои дела гораздо важнее, всегда жду почему-то я!..

И вся моя слабость сейчас разливается во мне. И похоже это на почти забытое детское ощущение нарастающего, сладкого испуга, когда что-то горячее начинает литься по твоей голой ноге, и уже не можешь остановиться, и с наступившей вдруг легкостью отчаяния думаешь: «А! Пускай!..»

Естественно, друг уже возвращается, медленно, виновато:

— Вот черт! Никак не могу сейчас уехать!

Я вполне понимаю его — хотел похвастать машиной, и так неудачно получилось. Я только немножко не понимаю себя — я-то ведь заранее все знал!

...На автобус, естественно, в этом месте уже не сесть: он подъезжает, складывает дверцы, все бросаются туда, заклиниваются, прилагая все усилия, но оставаясь неподвижными, абсолютно!

Автобус тогда вырывает свои дверцы обратно, выпрямляет их и уезжает.

И вдруг подъезжает автобус, совершенно пустой! Все бросаются, наполняют... Номера нет, маршрута — это уже неважно!

И вот я приезжаю на какую-то площадь... Дома двухэтажные. Деревья растут. А что им, собственно, еще остается делать?

Потом я оказываюсь на каком-то шоссе, в темноте. Домов по сторонам нет, только каменные промышленные заборы, из-за которых иногда вдруг беззвучно поднимается белый пар.

И что характерно — начинал я с машины типа «болидо», а теперь уже иду пешком. Символично все это. Симптоматично, я бы сказал!

Проносятся почти невидимые грузовики, обдавая меня невидимой грязью.

Вдруг вдалеке начинает маячить зеленый огонек. Словно прыгая влево-вправо, влево-вправо, все-таки приближается ко мне.

— Куда? — спрашивает таксер, приоткрывая дверцу.

Говорю.

— Нет, — говорит таксер, — мне...

И он называет противоположный конец города.

Находит туча, становится еще темнее, начинает идти мокрый снег.

— Ну ладно, — вдруг соглашаюсь я, — поехали.

В машине тепло, слегка накурено.

Некоторое время мы едем молча, потом таксер вдруг говорит:

— Тут недавно тоже сел ко мне один тип. И вроде ничего еще, в норме. Называет адрес, едем. Подъезжаем — он вдруг и говорит: «Ты куда везешь меня, шеф? Хочешь схлопотать?!» — «Ой! — говорю. — Ну не бей меня, ладно? Ну пожалуйста, не бей!» Подъезжаем к самому месту, он говорит: «Ну все, шеф, сейчас получишь!» Вынимаю я тогда из-под сиденья железную монтировку — всегда на всякий пожарный с собой вожу... «Ну, говорю, начнем?» А что делать, если человек собственного юмора не понимает?

— Такой тоже, — дисциплинированно поддерживаю я разговор, — наверху у меня живет. Приходит и головой об пол начинает биться. А у меня лампочка перегорает.

Довольно долго мы едем молча, потом останавливаемся у светофора, установленного почему-то в чистом поле, и таксера вдруг прорывает.