К счастью, вроде бы не ко мне!
Те стали вынимать какие-то потертые грамоты. Милиционер мельком глянул... Не русские... И не голубые. Но — с документами.
— Ясно. Выходим.
Все стали хмуро подниматься.
— И ты!
Оча как-то обособился от своих, но неудачно.
— Я? — удивленно Оча проговорил.
— Ты, ты!
— Я ни при чем! Это земляки мои зашли... Но я их не знаю.
— Вот и не предавай своих земляков. Собирайся!
— Я их тут подожду, — заупрямился Оча.
— Это как хозяин скажет. — Милиционер посмотрел на меня.
— Нет... лучше не здесь, — сказал я...
Говорил же я Втаховой, что я нехороший.
— Обувайтесь! — усмехнулся мильтон. — А ты собирай манатки! — сказал он Оче. Видно, был уже проинструктирован соседкой.
Стреляя в меня взглядами — мол, не уйдешь, отомстим! — гости вышли.
Оча вслед за ними выволок баул.
Отомстят, не сомневаюсь... Я и сам-то жить не хочу. Но буду. Я лег.
Ночь кошмарно прошла — вся почему-то в стихах... но сил, чтобы собраться и уехать, не было у меня. Зато мозг бушевал, даже во сне.
«Кавказ! Далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна и окровавлена войной!»
Господи! Зачем я так хорошо учился в школе — и все это до сих пор помню?
«Оседлал он вороного и в горах, в ночном бою, на кинжал чеченца злого сложит голову свою!»
Проклятая эрудиция!
«Подожди немного, отдохнешь и ты!»... Но в каком смысле? «Он спит последним сном давно, он спит последним сном. Над ним бугор насыпан был, зеленый дерн кругом... и... и... и бледны щеки мертвеца. Как лик его врагов бледнел, когда являлся он!»
Как же, тут уснешь.
«Чу!.. Дальний выстрел! Прожужжала шальная пуля... славный звук!.. шум, говор. Где вторая рота?»
Действительно — где? Выходит, я с классиком почти что сравнялся по ощущениям?
«Что, ранен?.. Ничего, безделка! И завязалась перестрелка. Все офицеры впереди... Верхом помчались на завалы... И пошла резня, и два часа в струях потока бой длился. Резались жестоко, как звери, молча, с грудью грудь, ручей телами запрудили... Как месту этому названье? Он отвечал мне: Валерик, а перевесть на ваш язык — так будет речка смерти»...
Находясь в семье, не мог себе позволить отчаяния, а тут — упивался! Утром я, врезав с помощью соседки другой замок, пошел на вокзал.
Святой Мефодий
— Ты где был? — спросила жена. И это благодарность за подвиги!
— Знаю, ответ мой тебя огорчит своей неоригинальностью. Был дома... у бати! — вовремя уточнил я.
— Ясно! — Ушла, уничтожив взглядом.
Батя, раскорячась, писал за столом. Глянул на меня одним недоуменно вытаращенным глазом... По-моему, даже не понял, что я уезжал... Ладно, потолкуем потом! Пошел в прохладную комнату, стянул свой рваный бешмет...
Осмотрел свое тельце... В происхождение ран все равно никто не поверит! Лег.
С кухни донесся гулкий звук — удар очищенной картофелины о раковину...
И долгая пауза. Это все?
«В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я»...
— Иди завтракать, — заглянув, сухо сказала жена.
Вот он, удел героя! Я пошел. На стенке у двери был приколот большой разрисованный лист — церковный календарь с картинками и комментариями: мать Битте-Дритте незадолго до смерти подружилась с Богом.
1 июля — святой Федул. Федул, что губы надул? В этот день обычно льет дождь. Федул заглянул — пора серпы точить, к жнитве готовиться.
2 июля — Зосима, покровитель пчел. Пчелы быстро летят к ульям — значит, скоро дождь. Перед засухой — жалят злее. Если сидят на стенках ульев — жди жары.
3 июля — Мефодий, паутинный день. Пауки свисают с веток. Примета: какой день на Мефодия, таким всему лету быть. Мефодий — все лето приводит.
Господи! Так это сегодня как раз! Думал отдохнуть, расслабиться — ан нет! Какой сегодня сделаешь день — таким все лето будет!
...Вот завтра и послезавтра вроде обычные дни, а потом опять:
6-е — Аграфена, канун Ивана Купалы. Утром париться в бане, купаться до позднего вечера с песнями и играми. Заготавливать веники. На Аграфену хорошо сажать репу. Репа, посаженная в Аграфену, особенно крепка.
7-е — день Ивана Купалы. Купание в росе и воде. С утра надо сделать два-три покоса. Вечером — прыжки через костер. Мужики гоняются за бабами по лесу...
Зачем — не указано.
Спать нельзя — одолеет нечисть. Там, где зацвел папоротник, — ищи клад.
Хорошо бы устроиться завкладом!
Но пока — святого Мефодия преодолеть! Каков Мефодий — такому и лету быть. Сильно мучиться бы не хотелось. Выглянул в окно — белые облака, с чернильной подкладкой. Ну, держись, Мефодий!
Вышел на террасу, где жена и отец, недовольные чем-то (или друг другом), сидели молча, отрешенно над манной кашей.
— Со святым Мефодием вас! — проговорил я развязно, усаживаясь.
Отец не прореагировал. Лысый череп его сиял. Жена глянула злобно: мол, дома не ночует, а еще несет какую-то чушь!
Так... Можно? Я понес ложку каши ко рту — но был застигнут вопросом:
— Ты где был?
— Я уже говорил тебе! Дома! — начал бешено, но кончил скромно: — У отца.
— Я звонила туда. Никто не отвечал.
— Я спал.
— В восемь часов вечера?
— Да, представь себе! — заорал я.
— А где был Оча? — ехидный вопрос.