Черно-белая история

— Но пока у нас ничего не вышло.

— Третья.

— Но мы старались.

— Это вопрос или утверждение? Если вопрос, то я, по крайней мере, старался. Насчет тебя не уверен.

— А что, если перестать биться лбом в закрытую дверь и пойти по другому пути? Противоположному? — продолжил ангел, оставив пуделеву колкость без внимания.

Ангел поднял ясные васильковые глаза на оппонента и сделал многозначительную паузу. Пес привстал с кресла и задумчиво покачал лохматой мордой. Затем медленно поднял голову и уставился на ангела, его глаза вновь полыхнули адским огнем.

— Похоже, ты не совсем безнадежен, — хмыкнул он. — Думаешь, получится?

— А что нам еще остается?

— Действительно. Что нам еще остается…

— Раз он не может выбросить эту девицу из голову, надо ее вернуть. К примеру, пусть он на ее глазах совершит благородный поступок, спасет кого-нибудь. Тогда она поймет, от какого замечательного человека отказалась, и вернется к нему.

— Нет, не так. Лучше дать ей возможность сравнить и сделать правильный выбор. Выставим-ка мы ее нынешнего избранника в неприглядном свете…

— Только бы не сделать еще хуже, — забеспокоился ангел.

— Хуже уже некуда, — отрезал пес.

Огонь в собачьих глазах погас, а сам он принялся ходить из угла в угол, иногда резко останавливаясь, чтобы, извернувшись всем телом, нервно выкусить что-то рядом с хвостом. Ангел какое-то время наблюдал за ним, но потом не выдержал:

— И долго ты тут будешь маятник изображать? Туда-сюда, туда-сюда… Если согласен, надо обсудить дальнейшие действия. Хватит нам вставлять друг другу палки в колеса, настало время сесть в одну повозку.

— Предлагаешь оставить распри, объявить временное перемирие и выступить единым фронтом?

Пес резко остановился перед парнем в белом костюме. Лапы напружинены как перед прыжком, морда вытянута вперед.

— Да, идем ва-банк. По всем фронтам! — кивнул ангел.

— Ну, если по всем фронтам…

— Только чур, я ведущий в нашей связке, ты на подхвате.

— Как бы не так! Почему ты?

— Идея моя.

— И что? Зато у меня фантазия богаче и руководящие способности.

Фигура пса раздалась в ширину, шерсть закрыл черный костюм, подпоясанный широким ремнем. На правом рукаве болталась повязка с перевернутой пентаграммой. Голову покрыла черная фуражка опять же с перевернутой пентаграммой на кокарде. А сам пес теперь очень уж напоминал начальника тайной государственной полиции Германии, группенфюрера СС Мюллера, но не реальное историческое лицо, а персонажа фильма «Семнадцать мгновений весны». И напускной добродушный вид, и маленькие умные глазки, недобро сверкнувшие из под козырька, — точь-в-точь Мюллер.

— Что для нас хорошо? Все, что приближает нас к цели. Что дурно? Все, что нам мешает. Что есть счастье? Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия. Что вреднее всякого порока? Сострадание к слабым и неудачникам, — отрывисто пролаял пес. — Мы должны быть достаточно смелы. Мы должны не щадить ни себя, ни других. Но мы знаем, куда направить нашу смелость. Одна прямая линия! Одна цель! В данном случае пес по памяти цитирует Ницше.

Раздались одинокие аплодисменты.

— Браво! Тебе бы на подмостках лицедействовать.

Пес открыл рот, собираясь ответить, но вместо слов почему-то раздалось призывное мяуканье. Ангел с удивлением воззрился на него, а затем прикрикнул почему-то маминым голосом:

— Да сколько же можно орать! Рома, выпусти ты его, наконец! Он же нам спать не даст.

И тут я понял, что проснулся.

Было тихо. На меня смотрел черный провал окна с редкими желтыми светлячками окошек напротив, и на его фоне выделялся залитый лунным светом кошачий силуэт. Я уже приготовился закрыть глаза, но Римо, дотоле спокойно вылизывавший хвост, вдруг забеспокоился. Он поднялся на лапы и устремился всем телом вперед, к Луне. В кошачьих глазах зажглась безмерная тоска, как будто душевные муки хозяина передались ему, и кот испустил душераздирающий вопль.

— Мя-а-а-ау, мур-р-р-мя-а-а-ау, мяу-у-у-у-у, — истошно выл Римо.

— Эй, ты что?

Я поднялся и погладил мягкую шерстку. Кот дернулся под моей ладонью и снова завопил.

— Мя-а-а-у, ой, да плохо же мне как, — по-кошачьи стонал Римо, не обращая внимания на мою ласку.

В небе сиротливым ночным фонарем висела полная Луна. Ее-то и выбрал в качестве душеприказчика кот, ей он и изливал свою тоску. Мертвенный лунный свет отражался в кошачьих глазах, устанавливая с котом негласную договоренность. Кот и Луна понимали друг друга без слов. Казалось, круглые глаза Римо и сами превратились в два маленьким лунных диска, вобравших в себя все пагубные эманации ночного светила.

Римо напрягся всем телом, испустил последний вопль и бросился вон из комнаты. Через минуту я услышал, как он скребется во входную дверь.

— Да сколько же это будет продолжаться! Рома! — раздался мамин крик.

Я вздохнул и направился в коридор.

— Куда ж ты, глупый, собрался? — спросил я кота. — Сейчас же сентябрь, а не март. Ну, выпустить тебя что ли?

— Выпустить, выпустить, — с готовностью по-кошачьи ответил Римо.

Я приоткрыл дверь, и маленькой юркое тельце шустро прошмыгнуло в щель. Вскоре его призывный клич раздался под окнами.