Черно-белая Партугалия...

- Мой отец, - от моего взгляда не ускользнуло, ему было неприятно называть старейшину своим отцом, - первое время жил в реальности, оплакивая своего человека. Незаметно для себя, как он говорит, он влюбился в его вдову, мою маму. Я не верю в его искренние чувства к ней и ко многому другому.

- Почему? – поинтересовалась я.

- Его человек был хорошим. Очень хорошим.

- А отражение хорошего человека хорошим быть не может? – этот довод был мне неприятен.

- Отражение – это ведь противоположность.

- Я не уверена.

- То есть? – Рикс сел подле меня, рассчитывая на подробности, но я сама еще не разобралась и объяснять ему ничего не собиралась.

- Я никогда не благодарила никого за свое существование. Меня обрекли на боль и выбор, к которым я не готова, - монотонно сообщила я, и повернувшись к нему, вложила в следующие слова всю свою горечь и ненависть. - Ты не имеешь права обрекать отца твоим непониманием и неверием. Не имеешь права осуждать ее, - я указала на приоткрытую дверь, - за ошибки, без которых не формируется ни одна сущность. Не имеешь права требовать ответов, когда сам их скрываешь.

Я сделала глубокий вздох, отворачиваясь от Рикса и направляясь к Ли-Энн. Он должен был подумать над моими словами. А я над его. И мне казалось, что ближе к ней я смогла бы рассуждать более логически, посвятив все свои стремления на решение самой главной на данный момент проблемы: могу ли я вернуть ее душу без своего умерщвления.

Подойдя к двери, я вновь обернулась к Риксу:

- Ты не имеешь права решать за меня.

9

Сколько жалости и сочувствия вызывало у меня бледное пустое дитя, отдаленно похожее на преисполненную жизнью девушку, сейчас сходствующее скорее с плотным призраком, если на секунду предположить, что призрак может быть плотным.

Опустошенность зияла в комнате, как дыра или мертвая планета, вытягивающая радость и силу. Тихо и неподвижно я всматривалась в Ли-Энн, не приближаясь, и надеялась, что это мрачное занятие – просто сидеть у стены напротив и наблюдать за ее зомбическим поведением – сможет открыть мне какие-то пути решения.

Мне приходила в голову мысль, что Рикс мог меня уже покинуть, не сидеть же ему в соседней комнате в тишине, хотя…

Я всегда считала, что нужно уметь прощать. Или это не я считала? Иногда мне казалось, что я не отличаю свое мнение от мнения Ли-Энн, однако порой реакции и ощущения являются полной противоположностью с тем, что в моей памяти.

И все-таки, Рикс был не прав! Я не противоположность. Я – Отражение. Что же все-таки это может значить? Что я вижу в зеркале? Себя, чуть другую, перевернутую, но себя. Тогда почему я отличная от Ли-Энн?

Мне в голову лезла одна и та же мысль: вдруг название отражения не вполне соответствует сути, может это совсем не то отражение, которое мы привыкли воспринимать, может как не сущая инициация, отражение – это лишь слово, суть которого понимают неправильно? Внешне я противоположна Ли-Энн, однако внутренне мы схожи… Как решить эту головоломку? Как разглядеть в ней что-то родное?

Я почувствовала поблизости Рикса. Он сел рядом со мной и обнял. Я уже не злилась, я отчасти могла его понять, поэтому не оттолкнула этот почти интимный жест, а приняла, я была опустошена, а он дарил надежность, некую уверенность в не полном одиночестве в колодце моих страхов.

Я много боялась, но не хотела об этом думать, а тем более говорить. И Рикс молчал. И рядом с ним я перестала капаться в себе, что повлекло за собой странное открытие…

- Что мы видим в зеркале? – негромко спросила я у Рикса, вглядываясь в пустое создание-зомби.

- Мы видим свое отражение, - ответил он мне.

- Я отражение.

- Ты – ее отражение, - кивнул он в сторону Ли-Энн.

- Она смотрит в зеркало, - я встрепенулась, - что она там видит?

Ли-Энн сидела не просто так, а всматриваясь в невидимые нити реальности, пытаясь что-то там найти. Все ее движения были заторможены, но не глаза. Они искали что-то в эфемерных глубинах зеркальной поверхности.

- Что ты? Нет, не ходи. – Рикс попытался удержать меня, когда я встала и направилась к зеркалу. – Там смерть, не смотри! Алия!

Но я смотрела, уже смотрела, и видела я там отнюдь не смерть, а себя, и мои черные глаза погружали меня в ночь, а потом вдруг я ощутила что-то раздражающее и сыпкое на своих пальцах, поднимая их к глазам, я видела в зеркале цвет вещества – тошнотворно-пепельный, как мягкий песок. И я вся была покрыта этой сыпучей субстанцией: мои волосы, моя одежда, даже ресницы. А потом крик, он раздирал мои уши, крик боли, сжигающей мою силу, я почувствовала, как падаю, снова куда-то лечу, долго лечу, а после… удар о твердую поверхность и тишина.

10

Видимо в этом была какая-то причина, что попадание в другую реальность не осуществлялось без падения. И наивно было бы предполагать, что я могла быть рождена для простой и тихой жизни. Увы, в мой характер была вшита смертельная черта – принижение своих достоинств и потворство своей сверх добродетельной совести.