Читаем Черно-белая жизнь полностью

Конечно, деньги все эти годы он высылал. А когда отец занемог, тут же нашлась помощница – женщина из Украины. Отец воспрял, воскрес, ожил и был ею очень доволен. Без конца повторял: «Ниночка, Ниночка! Ниночка расчудесная, милая такая, расторопная! И все у нее выходит ловко! Ах, какие моя Ниночка варит борщи!»

Лагутин не удержался: «Что, лучше Полины?»

В общем, за отца он был спокоен. Ниночка эта иногда брала трубку и отчитывалась:

– Алексей Петрович, у нас все хорошо! Петр Алексеевич хорошо ест, гуляет во дворе, я, конечно, вместе с ним. Делаю ему витаминные уколы – врач прописал, конечно. Откуда умею? Да я за мамой ухаживала – она у меня двенадцать лет не вставала.

Ну и отлично. Отлично все складывалось – Ниночка эта и хозяйка, и почти медработник. Если что, сразу окажет помощь. Нет, определенно им повезло с этой Ниной! Только бы не ушла – со стариками непросто. Но Ниночка, кажется, была всем довольна – с отцом справлялась, общий язык был найден. Отец был счастлив, что в доме живой человек, уход ему был обеспечен.

Словом, Лагутин был спокоен. И совесть его была чиста.

В Городке все сложилось. Он и сам не ожидал, если честно. Побег его был вынужденным, жизнь до была невыносима. Он думал – ну вот, года два-три, пока поднимает свою тему, поживет здесь, а там наверняка придется вернуться, наверняка. Ну что ж, небольшая передышка ему необходима.

Но вышло совсем не так – с темой он закончил через три года, но началась новая работа, еще интереснее прежней. Увлечен он был очень – в Москве этого бы никогда не случилось, он это понимал. Да и Соболевский математический институт – это, знаете ли, имя.

Местная публика, коллеги его восхищали – недаром ведь город ученых. Нет, конечно, и здесь встречались зависть, подхалимаж, подсиживание. Но, как ему казалось, не в такой степени точно. Все-таки люди здесь были другими.

Первый год он жил в общежитии, правда, в отдельной комнате, удобства там же. А через два с половиной года ему дали квартиру.

Окна его однокомнатной берлоги, как он ее называл, выходили на лес – нет, даже не так: в окна третьего этажа стучали по ночам ветки елей, а на балконные перила присаживалась рыжая белка. Лагутину казалось, что она его узнавала.

В Городке было тихо, дышалось легко и свободно.

Он кое-как обставил квартиру – купил диван, кто-то из соседей отдал ему письменный стол, кто-то – кухонный буфет. Лагутин был почти счастлив – здесь ничего не напоминало ему о его прежней жизни.

Иногда ездил в город – так у них говорилось, всего-то за двадцать километров. Но можно было и обойтись – в Городок часто приезжали столичные артисты и привозили прекрасные фильмы. Знаменитый клуб «Под интегралом» и не менее знаменитое кафе «Эврика» были любимыми местами сбора молодежи.

На Новый год собирались компаниями – иногда в клубе, иногда по домам. У него появились приятели – две семейные пары физиков из Питера и холостяк из Ижевска Димка Бобров, биохимик.

На выходные ездили на Обское море, рыбачить или загорать. Иногда забирались на острова, Дикий или Атамановский, там можно было ухватить и редкую ныне нельму, и даже муксуна, чира или стерлядь. Но это бывало нечасто – в основном брали щуку, судака и чебака. Этого добра было навалом.

По вечерам, на выходные, часто расписывали пулечку. Ходили в баню, под местную вяленую рыбку и пивко. Сибиряки часто лепили пельмени, привлекая для этого грандиозного дела соседей. Участвовал в этом и Лагутин.

Конечно, у него появилась женщина – лаборантка Тамара, из местных, из старожилов. Молчаливая, спокойная и сдержанная. Не девочка – тогда ей было за тридцать.

Нет, он не влюбился в нее, но понимал – в жизни мужчины должна быть женщина, иначе какая-то ненормальность, патология, нонсенс. Тамара не обременяла его – по негласному договору приходила вечером в пятницу, так уж сложилось. Утром спешила домой, к сыну, в город. И надо сказать, Лагутин был счастлив, когда за ней закрывалась входная дверь.

Ни разу он не подумал, что ему стоит обзавестись семьей в полном смысле этого слова. Бирюк. С бытом он справлялся, да и какой у него быт? Ерунда, он привык. Как привык и к холостяцкому образу жизни – который, кстати, его очень устраивал. Более того – он его полюбил. Полюбил свою свободу, тишину и покой. Да, покой. С годами он стал уверен – семейная жизнь определенно не для него. Его жизнь – наука, его работа, лаборатория, банные посиделки и нечастые встречи с новообретенными друзьями, точнее приятелями.

Тамара ни разу не задала ему вопрос по поводу их совместной дальнейшей жизни и его жизненных планов. Он это ценил. Да и вообще об этом не думал: есть она в его жизни – и отлично! Не будет? Да он, скорее всего, этого и не заметит.

Так и случилось – спустя четыре года Тамара от него ушла. К кому? Ну, тут вообще смешно – просто кино. Тогда веселился весь Городок. Тамара ушла к Димке Боброву, самому близкому Лешиному другу. Спустя месяц – всего-то – Тамара и Димка сыграли шумную свадьбу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Негромкие люди Марии Метлицкой. Рассказы разных лет

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее