Черно-белое кино

Этот поздний рассвет обнажил и ясней обозначил
перемены в природе, а значит, и в нашей судьбе.
Сколько лет, сколько зим с той поры пронеслось,
как я начал
их писать, эти письма мои, Катерина, тебе?
Паутинки летят над осенним пустеющим садом.
Августовских лесов загорелись вдали купола.
Ты пришла, Катерина, и стала моим адресатом
до того, как явилась, и прежде еще, чем была.
И когда меня в мокром окопе секла непогода,
и когда я вставал, повинуясь армейской трубе,
и когда я лежал на снегу сорок первого года —
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Я тебе посылал их в такие безбрежные дали,
я тебе их писал, лишь о том затаенно скорбя,
что ответа уже отправитель дождется едва ли —
нет, нескоро еще эти письма дойдут до тебя.
Но и самые трудные в жизни моей положенья,
в передрягах ее, в беспощадной ее молотьбе,
все тревоги мои, все победы и все пораженья —
это все были письма мои, Катерина, тебе.
Всею кровью писал их, писал, погибая от жажды,
всею болью своею, одно лишь имея в виду,
что пускай не сейчас, не сегодня, а все же однажды
ты прочтешь их когда-то в две тысячи первом году.
День сменяется днем, и эпоху сменяет эпоха.
Все приемлю как есть, ни на что не пеняю судьбе.
Благодарно припомню за миг до последнего вздоха
все идут еще письма мои, Катерина, тебе.

Над старой тетрадью

Вчерашний день, вчерашние стихи,
вчерашний снег, вчерашняя погода.
А на дворе – иное время года,
и день стоит иной в календаре.
Вчерашние стихи, вчерашний день,
все дальше друг от друга мы уходим,
а встретимся – и сходства не находим
с привязанностью давешней своей.
Вчерашний дождь, вчерашняя гроза,
вчерашний штурм, вчерашняя атака,
ах, Одиссей, к чему тебе Итака,
где у тебя ни дома, ни жены!
Вчерашние стихи, вчерашний день.
Прощаемся, как с первою любовью.
С той первою, соседствующей с кровью
и неспроста рифмующейся с ней.
Я мог бы вам сказать – я вас любил,
трудней сказать – любовь еще, быть может…
Вчерашний день, хоть как он там ни прожит,
а все равно он день вчерашний мой.
И все-таки, и все-таки тот день,
вчерашний мой, и он был не напрасен,
и был под вами снег недаром красен,
мои листы, исписанные мной.
Поэзия, сестра семи скорбей,
семи печалей верная подруга.
И стаи строф – как стаи голубей.
И невозможно вырваться из круга.

Вместо эпилога