Черно-белое кино

– Сама возьмешь. – Витька рыгнул и неуверенно побрел в избу.

Зоя Петровна проводила его унылым взором.

– Все болезни мне Витька открыл… Старый, когда помрет, я с им не останусь. Я сразу в богадельню.

Франц недовольно заерзал.

– Кудай-то ты намылилась?

– Когда помрешь, – успокоила его жена. – Живи, старый, никто тебя не торопит.

– А то – ишь… – бухтел Франц, – в богадельню она настрополилась. Кому ты там надо: ни сисок, ни грудей, ни спереди, ни сзади, одна арматура осталась, заметь – имей в виду.

Зоя Петровна погладила мужа по плечу.

– Это ты, старый, меня всю изгвоздал. Ты да сыны твои.

– Да ты еще раньшей меня управишься.

– Вот тогда они тебе покажут ебейную мать, – невесело усмехнулась Зоя Петровна. – Заклюют напрочь. Витька-то меня который раз зарубить намеряется. Я уж и так лицом в стенку сплю – чтоб топора не видеть. Пока терпит – денег жалко: у меня же пенсия оккупантская – шесть тыщ, по удостоверению “Узник фашиста”.

– Да что это вы, друзья, не воскресный разговор затеяли, – всунулся я. – Вам Тамара Яковлевна привет передавала.

– Томка?! Как у ней самочувствие?..

– Давление.

– У нас тоже что-то в этом году все старухи разом посыпались, – закивала Зоя Петровна.

– Какой ты узник? – запоздало ворчал Франц. – Узник она!.. Ты под немцами была. И давала им… Предатель!..

– Кому я давала! – возмутилась Зоя Петровна. – Чего несешь, старый идол!.. Это Панка Кобылянская давала!.. Ты лучше скажи: зачем сынов споил?

– Я тебе скажу, все скажу! – Франц погрозил клюкой неопределенному врагу. – Вот поправлюсь и подохну, заметь – имей в виду.