Черно-белый портрет красных роз

Длинные черные волосы, слегка волнистые. Красивое, ровное лицо Уилла Юн Ли (последнего я знал по отвратительному «Королю бойцов»), тонкие длинные руки. Парень вообще удивительно хорошо сложен, несмотря на высокий рост и природную худобу. Одет, если описывать, просто, но эффект как от брошенной в ванну бомбы.

Белая свободная рубаха, расстегнутая у горла, заправлена в узкие, будто бы состаренные джинсы. Огромный ремень с не менее огромной бляхой. Сапоги. Высокие, кожаные, но совсем не женственные. Добавь к ним шпоры, и это настоящая обувь военного всадника. И поверх всего этого размашистый плащ. Бежевый.

Вот смотришь на этого азиата и думаешь: «вылитый ковбой». Индеец в одежде ковбоя, точнее не опишешь. Занимательная эклектика.

Если верить афише, парня звали Джон. Весьма простое имя, которое в Петербурге все равно воспринимается иронично и экзотично. Импортозамещение. Почему не Ваня-то? Джон. Ага, так я и поверил.

Я упоминал, что немного опоздал? Так вот, видимо, на опоздавших не обращают внимания, так что я тихо прошел на свое место (напомню, что стоял у окна), и прикинул, что пропустил минут десять беседы. Не очень серьезная потеря (в школе из восьми занятий я пропускал восемь), но все же обидно. Вдруг он все-таки дал имя своей религии?

– Вера – основа всего, – сказал Джон без капельки иностранного акцента. – Если ты веришь, что огонь тебе не навредит, он и не навредит.

– Ну почему? – запротестовал кто-то из зала. – Вот взять ребенка. Он же не знает, что огонь опасен. Ему еще об этом сказать не успели. А горячо все равно, если он руку в костер сунет.

– Потому что его мать верит, что огонь причинит вред. Видишь, как все сплетено? А по факту важно лишь две вещи: кто ты и кто такая Богиня.

«Богиня?», – подумал я. «Богиня. Матриархальная религиозная система. Ну хоть про Христа не затирает, уже хорошо». Я, как католик, наслушался достаточно про Иисуса и как бы уважаю этого добряка, но все равно по кругу гонять одни и те же истории – удовольствие сомнительное.

– Богиня – все, – сказал Джон, размахивая руками, как будто пытаясь собрать всех в кучу и обнять. – Она – ты, воздух, камень, космос, то, что за космосом. Просто к ней легче всего обращаться через природу, раз уж мы здесь находимся.

Джон снял пальто. Оказалось, что рукава рубашки он закатал до локтя, обнажая татуировки. Интересный рисунок, я пытался изучить его, но парень отчаянно махал руками (в этом мы с ним похожи), а когда успокаивался, складывал руки так, что татуировок не было видно. Я отчетливо разобрал круги и линии, но не смог уловить их смысл.

– А в чем суть вашей религии? – спросил я, подняв руку.

– Суть? – Джон рассмеялся. – Ее нет. Она не везде нужна. Просто есть Богиня. Мы живем в ней и в ее песне. У мира есть мелодика, мы ищем ее каждый день. Жить в гармонии с этой мелодикой – счастье. Вот к чему мы стремимся, понимаешь?

– А мелодика эта?.. Она какая?

– Кто ж ее знает? Это музыка протекает сквозь все. Это как бы… Как бы письмена судьбы мира, понимаешь? А ты знаешь судьбу мира?

– Судьбы не существует.

Джон улыбнулся и снисходительно посмотрел на меня. Кивнул. Знаете этот тип кивков, который означает «все с тобой понятно»? Вот. Разве что рукой на меня не махнул, мол, дурак дураком.

Спикер еще что-то рассказывал, но я быстро потерял интерес и поспешил убрать свою задницу из этого помещения как можно скорее. Даже бомбер натянул абы как.

Зато поел в веганской бургерной. Я не веган, но вот захотелось. Вкусно было.

III

И вот в разгар очередного субботнего загула с Димой и его девушкой случилось чудо. Я, как говорится, – человек неверующий, но возможность чудес не исключаю. Это вот как раз одно из них.

Мы гуляли по Петербургу в поисках места, где можно дёшево и быстро поесть, хотя я так проголодался, что был готов отдать за пиццу половину месячной зарплаты. В итоге мы зашли в шаурмечную какую-то (их тут много), заказали себе по порции с лимонадом и набили животы. Набили так, что мне едва плохо не стало.

Девушку Димы звали Оля. Мы встречались до моего переезда всего разок и, думаю, не особо понравились друг другу. Мне она показалась тихим ребенком, а я ей – напыщенным павлином. Правда оказалась не так уж далеко, но все же мы вдруг сдружились. Она приняла мой вычурный пафос, за которым пряталась забота, а я увидел в ней самого светлого человека в мире. Собственно, потому и прозвал ее Светлячком. Хорошо, что не Лампочкой.

Набив животы, мы направились к метро, и тут мне позвонили. Обычно я не принимаю вызовы от незнакомых номеров (простите мне эту слабость), но тут, видимо, подобрел от жирной еды, так что надменно провел пальцем по экрану, высокопарно приложил телефон к уху и деловито сказал:

– Слушаю.

– Йоу. Это Миша.

– Миша?

– Миша.

– Какой Миша?

– Ну Миша.

Сука.

– Я не знаю никакого Мишу, – на выдохе произнес я. – Мы знакомы?

– О, черт, я забыл представиться тогда, да? – парень на другом конце засмеялся. – Мы встретились в джазовом баре, ты нам визитку дал. Пел Кейва и все такое.

– А, здравствуй. – Я не сразу подобрал слова. – Рад слышать. Как выступления?