Черно-белый танец

Настя снова и снова прокручивала в голове отвратительный скандал. Припоминала каждую фразу Эжена – острую, словно нож Золингеновской стали. Каждую его ухмылку – масляную и мерзкую.

«Я жила с незнакомцем! Я, дура, думала, что знаю его, как облупленного. Да, вальяжный. Да, хамоватый. Но никогда я не предполагала, что он может быть садистом. Он ведь не просто ранил меня. Он радовался, что причиняет мне боль! Какое счастье, что в Николеньке нет его крови. И его характера!»

Настя вбежала в комнату, где в беспокойном сне забылся сынуля. На щечках – высохшие дорожки слез, губки обиженно выпячены… И брови – лохматые, как у взрослого. И подбородок – квадратненький, как у шерифов в американских фильмах. Как он все же похож на Сеньку!

На Сеньку… Да, на Сеньку… Но как он, этот самый Сенька, воспримет их неожиданное вторжение в его жизнь? Готов ли Арсений к тому, чтобы быть ему отцом? Готов ли к ответственности, к заботе о ребенке, к неизбежным денежным тратам?

Сеня, наверно, даже не знает, что детские брючки рвутся по паре в месяц. И что обуви растущему сынуле хватает только на полгода – а потом ботинки становятся малы. И бесконечные машинки Николенька постоянно требует. И конструкторы. И еще он любит «миноград» («виноград»), «малинку» и дыни – все с рынка.

Настина ярость по отношению к Эжену понемногу утихла.

«Женя, конечно, сволочь, – вяло думала она. – Но семью он содержал. И блатом, и деньгами, и связями».

И Настя, и Николенька были приписаны к мидовской поликлинике, сынуля ходил в ведомственный садик. Женя постоянно привозил из-за границы маечки с Микки Маусом и даже конструкторы «Лего»…

«Какая-то продажная тварь я получаюсь, – терзала себя Настя. – Вроде как за деньги что угодно вытерпеть готова. И подлые выходки. И даже то, что он с маман спит».

Да только правда ли это? Не ляпнул ли Женя в запале, сгоряча, желая уколоть ее побольнее? Конечно, для Эжена не было секретом, что Настя слегка ревнует его к собственной матери. Что ей не нравится, когда зять и теща порой попивают вместе кофе и улыбаются друг другу.

– Вы прямо как голубки… Воркуете! – однажды укорила их Настя.

Мама на ее реплику не отреагировала. Холодно попросила:

– Передай, пожалуйста, сахар.

А Женя широко улыбнулся:

– Мы, Настенька, – не голубки. Мы – орлы.

Тогда у Насти и зародилось подозрение… только она его отмела. «Какая чушь! Женька на четырнадцать лет ее моложе. Да маме просто приятно, что ей оказывает внимание молодой да красивый!»

Но, значит, дело в том, что это не просто внимание?

«А вот мы сейчас и выясним…». Она вышла в крохотную Сенину прихожую и достала из кармана пальто кошелек.

Затем вынула из пустого кошелька трамвайный билетик. На оборотной стороне она записала мамин телефон, ее номер в Питере, где та находилась в командировке.

Связь установилась мгновенно. Мамин голос звучал так отчетливо, словно она находилась в соседней комнате. Настя ясно расслышала недовольные нотки:

– Настя. Я уже сплю, ты меня разбудила… Что там у вас еще?

– У нас все шикарно, – ледяным тоном сказала Настя. – Просто у меня к тебе один вопрос появился.

– А что, вопрос не может потерпеть до утра? – не менее холодно поинтересовалась мама.

«Ну и семейка у меня!» – мелькнуло у Насти.

– Нет, не может, – отрезала она. – Скажи пожалуйста, давно ли ты спишь с Эженом?

Мать вскрикнула так громко, что Настя отвела трубку от уха:

– Что-о?!

– Что слышала. Эжен мне сегодня похвастался, что давно. А начали, сказал, когда я еще в восьмом классе училась.

Мать молчала.

– Ну, что же ты, мамуля? – поторопила ее Настя.

– Он много выпил? – вдруг спросила Ирина Егоровна. – Он опять вернулся из командировки и начал пить?

– Нет уж, мамуль, ты от вопроса не уходи! – настаивала Настя.

Та ее будто не слышала:

– Я вернусь через два дня. А врачу… наркологу я позвоню прямо завтра, с утра. Похоже, что твой Женя допился… до белой горячки.

– До белой, значит, горячки… – протянула Настя. – Но ты знаешь, он так уверенно говорил…

– Анастасия! Я не желаю тебя слушать.

– Он мне рассказывал, что у тебя восхитительная родинка под правой грудью. И что он обожает ее целовать.

– Настя! Я даже слушать не желаю этот бред!

«Если бы не желала – давно бы бросила трубку. Сама».

– А шрамик на бедре? Откуда Женя знает про твой шрамик?

– Настя… Я клянусь тебе, Настя!

«Если ты права – ты никогда не стала бы клясться!»

И Настя тихо положила трубку.

«Но, может быть, Женька все-таки пошутил?! А про родинку, и про шрам – да мало ли откуда он знает?! Может, подглядывал, когда она душ принимала… А мама… Да, она растерялась. Но и я бы растерялась, если бы дочь кинулась на меня с такими обвинениями… Но если Эжен пошутил, эта шутка ему с рук не сойдет. На коленях передо мной будет ползать, прощение вымаливать».

Перед глазами снова промелькнуло отвратительное, пьяное лицо. «Нет. Никакого прощения. Я останусь с Сеней. При любом раскладе – спал Эжен с матерью, или не спал. И завтра же объясню Николеньке, что его папа – на самом деле другой… Ох, да легко ли это будет?!».