Черно-красная муть

Не важно, что с того проклятого дня прошло больше тридцати лет. Георгий все эти годы ни о чем не забывал и даже не пытался себя простить. Да и можно ли такое простить?! Вырвать чужого ребенка из родной среды, навсегда разлучить с его родителями, навязать нескладно придуманную историю о падении с качелей и частичной потере памяти. Бедная девочка металась, как зверек в клетке, зовя своих родителей, но ее пичкали успокоительным и говорили, что все это ей чудится и является следствием полученной травмы головы. Она в бреду звала родителей, упоминала какие-то имена и названия. Со временем девочка начала верить тому, в чем ее так рьяно убеждали, позабыла родной дом, Ростов, папу с мамой, и даже свое настоящее имя. Она стала откликаться на имя Маргарита, очень привязалась к новому папе Георгию и с жалостью относилась к вечно болеющей маме Лене, такой доброй и такой грустной.

– Пойми меня или прокляни, но увидев на своих руках девочку, невероятно похожую на нашу Риточку, я словно обезумел. Я решил спасти мою Лену, да и что уж там греха таить, себя тоже, выдав тебя за нашу девочку. Тельце Риточки я ночью похоронил под той самой злосчастной яблоней. Ты так была похожа на нашу дочку, что даже соседи ничего не заподозрили. Тот же рост, тот же цвет волос, один возраст и даже фигурка похожа. Единственное, что тебя отличало от Риточки, это цвет глаз. У нее они были очень светлые, дымчато-серые, а у тебя зеленые, как морская вода. Я сказал, что у тебя повышенная чувствительность глаз к свету и заставил тебя ходить в золотистых солнцезащитных очках.

– Да-да, я помню эти мерзкие очки! Как же они меня бесили! – сказала Рита, вернувшись мыслями в свое детство и вспомнив скучную деревенскую школу, в которой она умудрилась поругаться не только почти со всеми учениками, но и с учителями.

Злые дети называли ее ушибленной на всю голову и вертели пальцем у виска. Рита передернула плечами от омерзения, вспомнив, как она чувствовала себя в детстве очень неуверенной в себе, невзрачной тощей девчонкой, от чего-то все время простужалась и была только рада лишний раз не ходить в школу, а отсидеться дома и пить чай с малиной.

– Нет, все, что сказал папа, просто в голове не укладывается! Так ведь не бывает?! Я не я? То есть, я считалась другим человеком!? А как же мои родные родители? Они что, вообще не искали меня? – думала она о заполненных пустотой, лишенных воспоминаний годах раннего детства.

– Я ведь ветеринар. Мне что сломанное копытце теленка лечить, что ручку ребятенку. Я вылечил тебя, мы с Леной окружили тебя заботой и любовью. Прости, если что не так, но мы старались быть тебе хорошими родителями, как могли старались… – сказал старик, с мольбой в глазах глядя на плачущую рядом женщину, которую после всего сказанного он не осмеливался назвать дочерью. – Лена все равно была немного не в себе. Она звала Риту, а увидев тебя, бывало, начинала биться в истерике и говорить, что ты не ее дочь, а бывало, она подолгу гладила тебя по голове и расчесывала гребнем твои длинные черные волосы. Тебе это нравилось… Прошло около двух лет, прежде чем ты перестала проситься в Ростов, звать своих родителей и лишь ночью, во сне, ты кричала и умоляла отпустить тебя домой.

– Как вы могли?! Это ведь так бесчеловечно, жестоко и гадко! – вытирая слезы, крикнула Рита. – Как мне теперь жить со всем этим?!

Ее голова кружилась от мыслей, каждая из которых казалась еще страшнее и нелепее предыдущей:

– Да, как мне жить?! Кто я? Я, оказывается, не Рита! Тогда кто? Ульяна Паловская? Но это чье-то чужое имя. Я давно не девочка! Какое теперь имеет значение, как звали меня в детстве. Единственные родители, которых я знаю, это папа Георгий и мама Лена. Я взрослая сорокалетняя женщина. Я Маргарита Георгиевна Скворец! Это единственное, что сейчас важно. У меня самой взрослая дочь Яночка, любящий муж Роман, и вполне счастливая, налаженная жизнь. Стоит ли спустя столько лет ворошить прошлое? А вдруг Роман разлюбит меня, если узнает, что я это не я? А как рассказать обо всем Яночке? Нет, ей я пока ничего не скажу, а вот Роме попытаюсь все объяснить.

Рита снова, как и в детстве, почувствовала себя потерявшимся ребенком, очутившимся под опекой совершенно чужих людей.

– Неужели никогда ничего так и не изменится?! – в отчаянии подумала она. – Я так и останусь потеряшкой по жизни?

– Бедная моя девочка! Прости… Хотя, о каком прощении я говорю?! Мы с Леной… Нет, я поступил, как последний эгоист! – не смея поднять глаз на приемную дочь, произнес Георгий. – Лена тогда показалась мне снова счастливой, ожившей… Казалось, она окончательно уверовала, что ты и есть наша дочь Рита, но я обманывал себя. Леночка ведь очень ранимая и добрая женщина! Она каким-то непостижимым образом все поняла, но ничего не стала говорить, только подолгу стояла под той самой яблоней и что-то шептала, глядя в землю. Стояла и беззвучно плакала… Лена ни словом меня не упрекнула, а тебя полюбила, как родную дочь. Ты ведь не можешь в чем-либо упрекнуть маму… то есть Лену?