Чернобыль 01:23:40

За купой деревьев виднеется кинотеатр «Прометей», имя которому дал вулканически-черный памятник греческому титану, стоявший у входа в те времена, когда в городе еще кипела жизнь. Мы заглядываем внутрь, но видим лишь не представляющую интереса полую оболочку. Нас гонит время, и мы спешим дальше. Проходим сквозь очередной сектор урбанистических джунглей и видим вход в музыкальную школу, а над ним – абстрактная мозаика из плитки, такую встретишь не каждый день. Мозаика не столь пресная, как основная часть припятских экстерьеров, она создает приятное впечатление. Думаю, ее назначением было стимулировать творческие и новаторские импульсы; я обожаю подобные архитектурно-философские вкрапления. В актовом зале на пустой сцене – величественный брошенный рояль. Прискорбно видеть, что такой роскошный инструмент оставили здесь гнить, и в глубине души мне жаль, что его никто не украл, хотя эта задача практически невыполнима. Но на нем, по крайней мере, тогда еще могли бы играть – а сейчас, когда я нажимаю на облупленные клавиши, лишившиеся своего покрытия цвета слоновой кости, слышу в ответ лишь безрадостные сдавленные щелчки. У задней стенки стоит одинокий стул, кем-то развернутый лицом к сцене. В зале, который мог бы кипеть жизнью, он смотрится неуместно – последний в своем роде. Наверху в классной комнате с пугающе пружинящим полом – еще один рояль, но его состояние куда хуже. У него нет ножек и нескольких клавиш, а порванные и перекрученные струны топорщатся в воздухе, словно кишки.

Теперь я хочу подробнее остановиться на лучевой болезни (официальное название – «острый радиационный синдром»), поскольку мне кажется важным понять, что испытывает человеческий организм, получивший огромную дозу радиации, – как те, кто спасал Чернобыль. Низкие дозы сравнительно безвредны. Мы все ежесекундно подвергаемся воздействию естественного фонового излучения в городах, самолетах, от телефонов и даже от самой земли. Конечно, каждый организм реагирует по-своему, но я постараюсь описать общие признаки этого недуга. Нередко можно услышать, что у радиации нет вкуса, но все, кто получил в Чернобыле самые высокие дозы, говорили, что во рту мгновенно появляется металлический привкус – то есть, по всей видимости, подвергшись смертельной дозе излучения, вы почувствуете ее на вкус. Также стоит отметить, что в этой ситуации само ваше тело становится источником опасности для окружающих.

После облучения вас почти сразу начнет тошнить и рвать, вскоре отекут веки и язык, а вслед за ними – и все тело. Вы почувствуете слабость, словно из вас выжали все жизненные соки. Если вы получили высокую дозу через прямое облучение – как в чернобыльском сценарии, – ваша кожа приобретет темно-багровый цвет; это явление часто называют ядерным загаром. Через час-другой вы почувствуете пульсирующую головную боль, лихорадку и диарею, после чего наступит шок и потеря сознания. За первым приступом нередко следует латентный период, и у вас возникнет иллюзия выздоровления. Тошнота отступит, отек частично сойдет, но некоторые симптомы останутся. Продолжительность латентного периода может быть разной, до нескольких дней, – многое, разумеется, зависит от дозы. И это жестоко – ведь появляется надежда, но потом вам становится неизмеримо хуже. Рвота и диарея возвращаются вместе с лихорадкой. Непрестанная мучительная боль охватывает все тело от кожи до костей, начинается кровотечение из носа, рта и прямой кишки. Выпадают волосы, а кожа рвется от малейших прикосновений, трескается и покрывается волдырями. Кости начинают гнить изнутри, лишая организм способности создавать новые кровяные клетки. Ближе к концу полностью отказывает иммунная система. Легкие, сердце и другие органы начинают распадаться и выходить вместе с кашлем. Кожа в итоге разрушится окончательно, и в организм беспрепятственно проникнет инфекция. Один человек из Чернобыля рассказывал, что стоило ему встать, как кожа с ноги соскользнула, как носок. При больших дозах радиация изменяет саму структуру ДНК – то есть вы буквально превращаетесь в другого человека. И потом в агонии умираете.

Глава 8 Дезактивация зоны

Когда первоочередные проблемы, связанные с горящим реактором, были решены, началась титаническая работа: требовалось очистить от радиоактивного мусора тридцатикилометровую зону отчуждения – в первую очередь вокруг станции, – а также спроектировать и построить гигантскую защитную оболочку, чтобы изолировать четвертый энергоблок от окружающей среды. Для участия в ликвидации последствий аварии привлекли военных и гражданских специалистов со всего Советского Союза, которых мы знаем как ликвидаторов. По данным ВОЗ, статус ликвидатора получили примерно 240 тысяч человек, работавших в зоне отчуждения в 1986–1987 годах. Операция в относительно широких масштабах продолжалась и позднее, и к 1990 году число получивших удостоверения ликвидаторов составило 600 тысяч[237].