Через два года после Чернобыльской катастрофы СССР подтвердил, что она обошлась в 11 миллиардов рублей (рубль в то время стоил примерно доллар), а в 2006 году сам Горбачев назвал сумму в 18 миллиардов. Сюда не включены сопутствующие расходы, но даже в этом случае цифра выглядит сильно преуменьшенной – если судить по докладу, выпущенному белорусским МИДом в 2009 году. Согласно документу, «чернобыльские» затраты правительства Беларуси на тот момент продолжали составлять около миллиона долларов в день. «Ущерб от чернобыльской аварии оценивается примерно в 235 миллиардов долларов США. Однако суммарные затраты Беларуси и мирового сообщества на ликвидацию последствий аварии составляют лишь 8 процентов от общей суммы ущерба»[309]
,[310]. Эти убытки были катастрофическими для советской экономики, к тому же авария рикошетом ударила по угольной и гидроэнергетике. Упавшие вдвое цены на нефть усугубили экономическую катастрофу. Для Горбачева Чернобыль послужил тем рычагом, который помог ему заставить своих высокопоставленных военных и политических оппонентов принять идеи повышения прозрачности компартии и приблизить наступление эпохи гласности. СССР так и не оправился, и Чернобыль считается одним из главных катализаторов его распада.Многих людей, о которых идет речь в этой книге, уже нет с нами – включая Анатолия Дятлова, который умер в 1995 году от сердечного приступа. Он отстаивал свою невиновность до самого конца. В 1992 году в одном из интервью он еще раз сказал: «Я столкнулся с ложью, с огромной ложью, которую вновь и вновь повторяли как руководители нашего правительства, так и простые инженеры. И эта бесстыдная ложь меня подкосила. У меня нет ни малейших сомнений в том, что конструкторы реактора сразу поняли, что произошло [он прав, так и было. –
Глава 13
Взгляд в будущее
Саркофаг проектировали не как капитальное сооружение, которое полностью решит проблему. Главной задачей на тот момент было в максимально короткие сроки создать конструкцию, которая задержит радиоактивные выбросы. Расчетный срок эксплуатации Саркофага составлял двадцать лет, и этот срок уже давно истек. В 1997 году при финансовом участии сорока шести стран и организаций стартовал проект оценочной стоимостью 2 миллиарда евро по строительству нового «Укрытия», получившего название «Новый безопасный конфайнмент» (НБК). К его сооружению приступили в 2011 году – примерно во время моей чернобыльской поездки. НБК представляет собой огромную уникальную арку 250 метров в ширину и 165 – в длину с колоссальным весом в 30 тысяч тонн. Ее смонтировали из предварительно изготовленных секций на специально подготовленной площадке в 400 метрах от здания четвертого блока. Сборка первой половины арки завершилась в конце марта 2014 года. Годом позже две части соединили. К апрелю 2016 года закончен монтаж по обустройству внешнего пространства арки, продолжаются внутренние работы. Первоначально арку планировали возвести к 2015 году, но из-за сложностей финансирования сроки сдвинулись[315]
. После полного окончания сборки арку по специально построенным рельсам надвинут на существующий Саркофаг – этот процесс займет около двух дней. Она станет самой крупной в истории передвижной конструкцией. В отличие от Саркофага, НБК должен прослужить сто лет, и за этот срок предстоит полностью вывести из эксплуатации и демонтировать четвертый блок.Каждая половина арки состоит из нескольких секций. В собранном виде их поэтапно подняли на высоту 110 метров с помощью огромных механизмов, которые до этого эксплуатировались лишь однажды – при извлечении подводной лодки «Курск» в 2001 году. Внутри конструкции доставка оборудования и людей осуществляется мощными дистанционно управляемыми мостовыми кранами.
Для предотвращения коррозии стальных конструкций проектировщики предусмотрели сложную систему кондиционирования, способную за час перемещать 45 тысяч кубометров теплого воздуха в областях, прилегающих к сооружению. «На свете есть стальные конструкции, которые простояли сто лет, – взять хотя бы Эйфелеву башню, – но их регулярно покрывают новой краской, – рассказывал в 2013 году Эрик Шмиман, старший консультант американской Тихоокеанской северо-западной национальной лаборатории, в интервью журналу “Уайрд”. – После надвижки мы не сможем делать то же самое: радиация слишком высока, чтобы отправлять туда людей. Как мы поступим? Будем кондиционировать поступающий воздух, чтобы относительная влажность не превышала сорока процентов»[316]
.