Чернобыль. Большая ложь

Приложило свою руку к удушению гласности в освещении последствий аварии и Министерство обороны СССР. Вот еще один документ – «Разъяснение центральной военно-врачебной комиссии МО СССР» от 8.07.87 г., № 205, разосланное военным комиссариатам: «1. К числу отдаленных последствий, обусловленных воздействием ионизирующего облучения и находящихся в причинно-следственной связи с ним, следует считать: лейкемия или лейкоз через 5–10 лет после облучения в дозах, превышающих 50 рад. 2. Наличие острых соматических расстройств, а также признаков обострения хронических заболеваний у лиц, привлекавшихся к ликвидации последствий аварии и не имеющих ОЛБ (ОЛБ – острая лучевая болезнь. – А.Я. ), не должно ставиться в причинную связь с воздействием ионизирующего облучения. 3. При составлении свидетельств о болезни на лиц, ранее привлекаемых к работам на ЧАЭС и не перенесшим ОЛБ, в пункте 10 не отражать факт привлечения к указанным работам и суммарную дозу облучения, не достигшую степени Л Б. Начальник 10-й ВКК полковник медицинской службы Бакшутов».

Особая роль в этой большой лжи принадлежит Госкомгидромету СССР. Вот документ с грифом «секретно». Он датирован 12 июня 1989 года. То есть уже после I съезда народных депутатов, когда, казалось, пелена секретности вокруг аварии должна была рассеяться. Ан нет! Вот что в нем сообщается: «В соответствии с указанием Госкомгидромета СССР направляется информация о состоянии радиационной обстановки в Лугинском районе Житомирской области по результатам дополнительных обследований. Приложение: Сведения о радиоактивном заражении Лугинского района. Секретно». Подписал бумагу заместитель начальника управления Укргидромета П. В. Шендрик.

Когда некоторое время спустя в райцентре Народичи состоялась встреча жителей пораженных районов с членами правительственной комиссии, и мне как народному депутату СССР пришлось по иронии судьбы сидеть рядом с заместителем председателя Госкомгидромета СССР Юрием Цатуровым, я спросила у него, чтобы это значило. В ответ услышала: «Этого не может быть!» Получается одно из двух – или я не должна верить своим глазам и внушительным печатям с подписями высоких должностных лиц Укргидромета, или правая рука – Госкомгидромет СССР – не знает, что делает левая – его республиканская контора.

Позже, когда мне пришлось «выбивать» в Госкомгидромете СССР информацию об уровнях загрязнения в Краснодарском крае России, я позвонила Юрию Цатурову. Оказывается, начальник очень обиделся на меня за то, что я процитировала этот документ с грифом «Секретно» в газете «Московские новости». Он раздраженно сказал в телефонную трубку: «Мы здесь ни при чем. Мы же не виноваты, что какой-то там дурак на Украине так написал…» Поскольку Укргидромет является подразделением Госкомгидромета СССР, мне оставалось только посочувствовать Цатурову по поводу его же кадров…

А в день третьей годовщины чернобыльской трагедии, за месяц до I съезда, мне стало известно еще об одном официальном секретном документе – приказе министра энергетики и электрификации СССР А. И. Майорца. В нем предписывалось засекретить от общественности данные об авариях и пожарах на энергетических и строительных объектах Минэнерго СССР, загрязнениях окружающей среды, о выходе из строя основного оборудования и размерах материального ущерба, о человеческих жертвах и т. д. В связи с этим министр строго приказывает своим подчиненным: «Обеспечить контроль, исключающий разглашение указанных сведений в открытой служебной документации и телеграфной переписке и в материалах, предназначенных для опубликования в открытой печати…» Кажется, это уже диагноз.

В этом смысле интересна еще одна случившаяся со мной почти детективная история. В начале мая 1989 года нас, только что избранных народных депутатов СССР от Украины, собрали в Киеве в роскошном Мариинском дворце (том самом, который в 2004 году так успешно блокировали «оранжевые революционеры»), чтобы назначить тех, кто будет работать в Верховном Совете СССР, чьи фамилии будут предложены в списки для голосования там, в Москве. (Надо отметить, что это действо было полным партийно-номенклатурным фарсом, направленным на то, чтобы не пропустить туда нелояльных.

Но и это коммунистам не помогло.) В один из перерывов, оглядываясь по сторонам, ко мне подошел знакомый работник аппарата Верховного Совета УССР и, отозвав за колонну, достал из недр пиджака и украдкой вручил пакет, шепнув при этом: «Я вам этого не давал. Фамилии тех людей, которые подписали документы, просьба не называть». Детектив, скажут читатели, да и только! Детектив поневоле, соглашусь я. Эта история говорит о том, что спустя уже и три года после ядерной катастрофы и объявленной перестройки вкупе с новым мышлением, люди из властных структур все еще боялись «засветиться», чтобы не нарваться на неприятности. Сегодня я могу назвать фамилию это человека – это был сотрудник аппарата украинского советского парламента Евгений Бай. Кто-то сказал мне, что он сейчас служит послом.