Чернобыль: История ядерной катастрофы

Горбачев слушал и не уточнял у Александрова, какое министерство он имеет в виду. Генсеку и так было понятно, что президент Академии наук говорит о сверхсекретном Министерстве среднего машиностроения. Ефим Славский, глава этого ведомства с неуклюжим названием, сидел в президиуме за спиной докладчика. Настоящий гигант, выше и полнее Александрова (и пятью годами старше), он превосходил авторитетом почти всех коллег по Совету министров. Работу над ядерной программой Славский начал в конце 1940-х годов под руководством Курчатова, а министерство возглавлял уже 27 лет. Громадное учреждение отвечало за пополнение ядерного арсенала, а позднее – за использование атомной энергии в мирных целях. Министр, занявший свое кресло в первые хрущевские годы, казался незаменимым. Он распоряжался значительными ресурсами, от его воли зависело финансирование Института атомной энергии – таким образом, ему фактически подчинялась Академия наук. Заместители Александрова то и дело ходили в приемную к Славскому, уговаривая подписать очередную смету. Уговорить его было не так уж просто[16].

Сам президент Академии наук был на дружеской ноге с министром. Оба были родом из Украины, где Александров, сын уважаемого судьи из Таращи, в Гражданскую войну дрался с большевиками на стороне белых, а Славский был выходцем из простонародья. Уроженец Макеевки, он служил в Первой Конной. То, что полвека назад они вполне могли стрелять друг в друга, теперь не мешало им думать и действовать в унисон. Говорят, в начале 1960-х годов их вызвали к Хрущеву. Первый секретарь требовал догнать Америку в области атомной энергетики и запальчиво, переходя порой на украинский, отметал любые возражения. Как придумать новый реактор, да еще так срочно? Славского озарило, когда по телевизору Райкин (в образе горе-рационализатора) воскликнул: «Балерину видали? Она вертится – аж в глазах рябит. Привяжи к ноге динаму. Пусть она ток дает в недоразвитые районы!» Эта шутка как будто и навела Славского с Александровым на мысль использовать реактор, предназначенный для производства оружейного плутония, – присоединить к нему огромные турбину и генератор, чтобы выделяемое при работе реактора тепло давало электроэнергию[17].

Что бы ни вдохновило министра и президента Академии наук на самом деле, новый реактор (названный РБМК – реактор большой мощности канальный) стал плодом сотрудничества Министерства среднего машиностроения с Институтом атомной энергии. Главным конструктором выступил Николай Доллежаль, также уроженец Украины и один из корифеев ядерной отрасли. Он уже довольно долго руководил Научно-исследовательским и конструкторским институтом энерготехники, разработал первый советский реактор для производства оружейного плутония и первую в СССР ядерную силовую установку для подводных лодок. Первые РБМК строились и проходили испытания под началом Славского. Александров в прошлом работал над созданием реактора для подводного флота, а в проекте РБМК занимал пост научного руководителя. Он уверял всех и каждого в том, что безопаснее их с Доллежалем детища не найти. По слухам, Александров даже прибавлял, что реактор «можно ставить хоть на Красную площадь, так как опасности от него не больше, чем от самовара»[18].

У стен Кремля, само собой, реактор монтировать не стали, но после испытаний на одном из подведомственных Славскому заводов сочли вполне надежным. И передали задачу сооружать энергоблоки, оборудованные РБМК, Министерству энергетики и электрификации, хотя оно и не имело опыта управления атомными станциями. Мало кто сомневался, что применение открытий фундаментальной науки на практике и покровительство, которое оказывал развитию атомной индустрии ВПК, принесет огромную пользу стране. СССР получил долгожданную экологически чистую энергию, когда реакторами этого типа стали оснащать атомные станции в европейской части страны. Электрическая мощность в тысячу мегаватт делала их грозными конкурентами для ВВЭР (водо-водяных энергетических реакторов), спроектированных под общим руководством того же Александрова и пущенных в ход в середине 1960-х годов. К тому же для строительства ВВЭР не хватало производственных мощностей. В 1982 году более половины электроэнергии, вырабатываемой советскими АЭС, приходилось на канальные реакторы. Ленинградская АЭС располагала четырьмя такими энергоблоками, Курская и Смоленская – двумя. На Чернобыльской АЭС Брюханов запустил четвертый энергоблок в 1983 году[19].