Чернобыль – полынь горькая

– Все вы знаете, что немецкое командование оставило колхозное хозяйство в том виде, в каком оно было при советах. Только теперь называться оно будет «ОБЩИЙ ДВОР», что для нас подходит больше. На свои личные хозяйства, какие теперь есть у всех вас, мы получили права только благодаря тому, что выполнили план по заготовкам натуральными поставками-зерном, мясом молоком. Если мы будем и дальше выполнять свои обязательства, то ваши личные хозяйства будут ещё крепче и богаче. Не то, что было при советской власти, которая нещадно эксплуатировала ваш труд за копеечные трудодни! А о своём хозяйстве нам даже думать было запрещено!

Всё это Кристина рассказывает дедушке. Она была на этом собрании и видела, с каким вниманием и благодарностью люди слушали старосту.

– Сушкевич привёз жену свою Ганну и дочь Марысю. Они же уехали из села сразу как только Сушкевича арестовали. Никто не знал где они. Марыся красавицей стала, – Кристина не скрывала своего восторга. Увидев, что дедушка нахмурился, подошла к нему и прижала свою голову к его груди.

– Сушкевич пригласил меня в дом, они пока живут в сельсовете и мы немножко посидели, поговорили. Сушкевич знает про наше горе, очень сочувствует нам. Вам большой привет передали и приглашают нас в гости. Я сказала, что мы будем рады навестить их.

В один из солнечных дней, ближе к вечеру мы пришли в гости к Сушкевичам. Втроём – дедушка, Кристина и я. Меня взяли с собой потому, что об этом попросила Марыся. Оказывается дедушка и Сушкевич давно знали друг друга. Ещё даже до прихода советской власти.

– А помните, Станислав Сигизмундович, как мы первыми в районе «КЕРЗОНА» получили для распашки поля под яровые?

– Конечно помню, – сказал дедушка.

– Вы же тогда предложили приспособить его к молотилке и вместе с Мургой всё отладили.

Дедушка и Сушкевич ещё долго вспоминали былые времена. Кристина с Ганной тоже вспомнили свою молодость. Я сидел рядом с Марысей и она гладила мою голову. Рука у неё тёплая и нежная.

«Какая она красивая», – думал я. Но мне почему-то было жаль её и даже хотелось плакать. Наверное душа моя была уже готова к тому, что потом случилось…

Нас теперь в доме трое: дедушка, Кристина и я. У дедушки ещё есть один сын, самый младший, Роман. Перед войной он женился на родной сестре моей матери. Потом уехал на заработки на Донбасс да так и застрял там. Анюте, жене своей, каждый месяц присылал деньги с наказом сберечь их до его приезда.

– Вернётся, тогда и потратим, – говорила она дедушке.

Дедушка часто доставал из сундука коробку, в которой хранилось письмо от дяди Романа и просил Кристину прочитать его. Кристина читала вслух почти наизусть выученное письмо. Оно было длинное, с подробным описанием шахтерской жизни, но я запомнил почему-то именно эти слова:

«Отец, Вы не переживайте за меня. Вот заработаю денег и мы построим для нас с Анютой дом, рядом с Вашим и братовым. И обязательно покроем бляхой, как у Вас. А ещё я куплю коня, серого в яблоках. Он мне даже снится по ночам»…

А дальше от дяди Романа не было никаких вестей. Анюта заболела и вскоре умерла. От Горя…

И только после войны тётя Цезя узнала, что он жив. Дядю Романа успели предупредить добрые люди на шахте о повсеместно проводимых репрессиях против поляков. Так спасли его от НКВД. Они же помогли ему попасть в Войско Польское, формировавшееся на территории СССР. Роман Стаховский воевал в его составе до конца войны, дошел до Берлина. После войны остался в Польше, женился. Польское правительство выделило ему, как участнику войны, в собственность землю и дом на возвращенной Польше территории. Место это называется Жары, недалеко от Зелёной Гуры. Забегая далеко вперёд, вспоминаю свою встречу с ним. В 1987 году я получил приглашение от его старшей дочери Целестины и приехал в Польшу.

У дяди Романа шестеро детей – пять дочерей и один сын. Ничего этого дедушка уже не мог знать, он умер сохраняя в памяти лишь письмо от дяди Романа.

– Что ж, Бронек, будем молиться нашей Матери Божьей и ждать её милости.

Тётя Кристина называет поимённо моих отца и мать, сестру Ядвигу и брата Антона, дядю Романа. Молится долго, потом обнимает меня, прижимает к себе. Мне хочется плакать, но слёзы не текут. Я ими давлюсь…

Дни по прежнему сменяются неделями, месяцами. Мне приснился сон: во дворе, возле нашего дома «весилле». За большим деревянным столом сидит много людей. Во главе стола «молодые», мой дядя Роман и красивая невеста На другом конце, на лавке – музыканты. Танцуют «карапет», быструю полечку «с каблучком». Среди танцующих мой отец и мама. На отце белая рубашка и тёмные брюки, заправленные в хромовые сапоги. Он пристукивает каблуками, красиво откидывая правую ногу под звуки бубна. Мама веселая, громко смеётся.

Я рассказываю дедушке про свой сон.

– Это, внучек, ты видел во сне то, что было наяву. Ты был совсем маленький, но запомнил. Ох как танцевал твой отец!

– А как играл на органе в нашем костеле, душа замирала, – подхватила разговор Кристина, – люди слушали и как будто с Богом разговаривали.

Кристина крестится на образа. По щекам дедушки ручейком стекают слёзы.