Чернобыль

Ну, мое мнение такое: у нас сейчас наука большая - значит, все неполадки уладят. Правда, жена немного в панике, я успокаиваю ее… Она хочет детей забрать и в Киев поехать. Я говорю - никуда. Или потушат, или что-то сделают, или будет какой-то приказ. Не людские досужие разговоры, а приказ. В понедельник и вторник я был в Чернобыле, в Красно не ходил. Уже видел и дозиметристов, которые вокруг все проверяли, и тех, кто землю на вертолеты грузил. А в среду приехали за мной из Красна. Там умер человек, ему было лет сорок пять, но он давно болел. Уже военные поставили понтонный мост через Припять. Переезжаем. И что интересно? Люди послали за мной человека с мотоциклом. И сказали: если не приедет батюшка - значит, дело плохо.

Приезжаю. И село все возрадовалось. Я говорю: "Что такое с вами?"

- "А мы загадали себе: если вы не приедете, батюшка, - значит, неважные дела". - "Ну, приехал, как видите". Отслужили мы в церкви, похоронили его. А затем начались предпасхальные богослужения - и все дни подряд я служил…

Первого мая был страстной четверг. Прихожане ходили в храм, молились. С первого же дня аварии, надо сказать, мы молились, чтобы Господь помог. Молились за благополучие, чтобы был народу спас. Потому что к кому верующие обращают в годину испытаний свои взгляды? К Спасителю.

Наше село близко было от АЭС, мы все видели, что делается на станции. Церковь стояла на возвышенности. На окраине жила одна наша прихожанка. Так из ее хаты было видно, как с вертолета мешки на станцию сбрасывают.

В пятницу, второго мая, я служил в два часа дня. Мои прихожане говорят: приехали из Чернобыля, из райкома партии. Будут что-то сообщать. Собрали сход посреди села, и представитель райкома сказал, чтобы к шести часам вечера люди собрались - будет эвакуация. И мы дожидались вечера. Я был среди людей, ходил по больным, причащал тех, кого надо было причастить. Там были старики и старухи, больные, которые годами лежали…

А представители райкома и местного совхоза говорили, что выезжаем на короткое время, чтобы брали с собой еду и белье на три дня…

Мы ожидали, но вечером никто не приехал. Только в два часа ночи приехали машины… забирать скот. Что тут началось! Записывали данные - кто сколько сдает скота, его вес - и брали на машины, отправляли по назначению. И вот когда сдали скот, настало утро - и уже люди стали собираться.

Мне старики, которым лет по семьдесят пять - восемьдесят, говорят: "Остаемся, батюшка, здесь. Не поедем никуда. Все равно помирать". Я говорю: "Дорогие, вы знаете, ваш день смерти еще не пришел. Зачем же оставаться? Раз нас везут отсюда - значит, надо сделать то, что положено. Ведь мы вскоре назад вернемся". Мы рассчитывали на то, что, может, на месяц, не больше мы едем… Вещей особых никто с собой не брал. Я лично свои вещи оставил - ризы, рясу - все в Красном оставил. И из церкви ничего не брали - ни икон не забрали, ничего из убранства. Мы закрыли церковь, ключи староста взял, я говорю: "Сдашь митрополиту". Ничего не опечатали, просто закрыли. И ключи от церкви сейчас у митрополита. Но потом уже ничего мы не смогли забрать: село попало в мертвую зону.

И вот вы знаете, когда с людьми по душам поговоришь, они соглашаются. Говорю: "У вас же есть дети, внуки, невестки… Надо вместе ехать, зачем же расставаться?" Где-то в восемь часов утра приезжают автобусы, и людей постепенно забирают и вывозят.

Из Красна когда выезжали - каждому жалко свой дом, люди плакали. Крестились, каждый осенял себя крестным знамением для того, чтобы вернуться. Даже было такое: подошел ко мне один руководитель из Зимовищ и говорит: "Батюшка, если когда вернемся сюда, то придем в церковь и в честь этого по сто граммов с тобой выпьем". Говорю: "Я непьющий". - "Ну ничего. Ты батюшка, а мы коммунисты, когда придем сюда и бояться ничего не будем, разопьем по сто граммов за такую радость. Только бы вернуться…"

Нас вывозили через Чернобыль.

Я приехал в Чернобыль, зашел домой, чтобы забрать свои документы. А мой сын работал в это время в Чернобыле, на почте. Он тоже ходил на помощь атомной. Они грузили песок в мешки. Он говорит: "Папа, завтра наша почта будет выезжать, ты сегодня не уезжай. Вместе выедем". Я остался с ним. Жена к тому времени уже выехала с детьми… Было это с субботы на воскресенье, с третьего на четвертое мая. Как раз на Пасху. Вечером я пошел в чернобыльскую церковь, на всенощную. Там отец Николай, настоятель этой церкви, службу правил. У меня не было ризы - я все в Красно оставил. Был в штатском платье. Народу на богослужении было мало - человек шестьдесят. А там, бывало, до тысячи людей на праздники собиралось. Уже все знали, что началась эвакуация, многие уже выехали… На этой службе отец Николай говорит: "Помолимся Богу, чтобы беда эта ушла с земли нашей…"

Куличи святили, а после полуночи пели "Христос воскресе" и "Аллилуйя". В три часа ночи служба закончилась.