Чернобыль

"С первого дня аварии все наши сотрудники были вызваны в институт, все праздники были отменены, работа велась круглосуточно. Из двух с половиной тысяч наших сотрудников на рабочем месте несколько дней отсутствовал только один, да и то, как оказалось, по уважительной причине. Отпуска были отменены.

В первые дни аварии основной была наша профессиональная забота о Киеве, о детях младшего и среднего возрастов. Нами были немедленно разработаны рекомендации, и 30 апреля мы их передали правительству. Мы настаивали на том, чтобы провести укороченную первомайскую демонстрацию без участия детей, рекомендовали сразу же закрыть школы. Аттестаты выдать десятиклассникам без экзаменов, старшеклассников направить в лагеря труда и отдыха. К сожалению, представители Министерства здравоохранения УССР были категорически против этого - это я заявляю как член республиканской правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии.

Мы разработали план первоочередных работ по защите населения Киева. Первого мая в наш институт приехал вице-президент Академии наук Украины Виктор Иванович Трефилов, второго мая - наш президент Борис Евгеньевич Патон. Все дружно работали, решая ряд сложных проблем. Что делать со школьниками? Как наладить контроль радиационной обстановки в Киеве - в частности, контроль воздуха и воды? Как организовать дозиметрическую службу на молокозаводах? Немедленно и очень остро встала проблема контроля молочных продуктов: в Киев их завозили из всех районов области. С севера приходили очень скверные продукты, радиоактивно загрязненные, надо было их отсекать. У нас в Киеве четыре молокозавода, и на всех молокозаводах наши сотрудники работали круглосуточно, не считаясь с тем, кандидат он наук или нет, старший научный сотрудник или рядовой лаборант. Не было поначалу аппаратуры для измерений, пришлось срочно наладить ремонт и переделку аппаратуры в нашем институте.

Вскоре присоединилась еще одна важная задача: проведение различных измерений там, в Зоне. Самый важный вопрос, который волновал всех: остановлена ли цепная реакция? От ответа на этот вопрос зависела дальнейшая судьба и станции, и всех нас. Измерения приходилось проводить в радиационных полях огромной мощности, а таких приборов тогда не оказалось. У нас такие приборы были разработаны, но межведомственные барьеры, как всегда, мешали внедрению - и только в условиях аварии буквально за месяц все решили.

Ну, этот вопрос и без нас бы в принципе решили, потому что там работали и другие мощные научные коллективы - Институт имени Курчатова, Радиологический институт из Ленинграда, другие организации. Обошлись бы и без нас. А вот что касается регистрации нейтронов, то тут особый случай. Наличие нейтронов говорит о том, что цепная реакция не остановлена, а это, как вы понимаете, - серьезнейшее дело. К чему может привести неконтролируемая цепная реакция, думаю, не надо объяснять… И вот некоторые группы на АЭС замеряли потоки нейтронов и пришли к выводу, что нейтроны ЕСТЬ. Здесь все дело в возможностях используемых приборов и маскировке этого явления другими эффектами. Кстати, оказалось, что многие высокопоставленные лица совершенно не знают основ ядерной физики. Хотя и должны знать.

- И основ биологии и медицины тоже, кстати. Например - что такое лейкоциты и какова их функция.

- Совершенно верно. В результате была путаница в измерениях. Например, спектры альфа-частиц выдавались за спектры нейтронов. На самом высоком уровне эти вопросы обсуждались. Чтобы раз и навсегда решить эту проблему, мы разработали специальные миниатюрные нейтронные датчики.

Эти датчики вешались на тросик. Получалась такая гирлянда, вроде елочные лампочки. Человек выскакивал из броневика и словно перемет забрасывал с грузилом - ставил датчики в том месте, где фон позволял выскочить наружу.

Затем броневик медленно двигался и вся эта гирлянда раскручивалась с барабана. Через каждые несколько метров на тросике висели датчики. Это наш метод. Мы придумали. Вот так мы измеряли потоки нейтронов.

Трос лежал на земле, а мы тем временем ездили "отдыхать" в Припять. Фон в то время был там жуткий, но, конечно, полегче, чем возле реактора. "Отдыхали" мы там минут сорок - час и возвращались, забирали нашу гирлянду. Для этого надо было выйти из "бэтээра", навернуть трос на барабан и уехать. И вот когда выскочили и навернули эту гирлянду на барабан, оказалось, что крышечки контейнеров, в которых лежали наши миниатюрные датчики, открутились. Что делать? Чтобы эксперимент даром не пропадал, я выскочил из "бэтээра" и побежал вдоль этой линии, чтобы хоть что-то найти, посмотреть… Я нашел эти датчики. И это нам очень помогло. Дело дошло до того, что один ученый стоял на броневике и наблюдал за мной, а я бегал как угорелый, и когда он увидел, что я что-то несу в руках, кричит: "Я тебя не пущу в броневик, потому что это остатки топлива, зачем тебе это нужно?" Я говорю: "Знаешь, дорогой, мне топливо тоже совершенно ни к чему, я тоже жить хочу. Но я свои датчики знаю". Я в перчатках был, естественно. Это было в начале мая.