Черное белое

— Я думаю, Соне надо отдохнуть, а нам с Олегом Максимовичем побеседовать. Я должна написать какое-то заявление. Ведь так?

— Именно, — кивнул следователь.

— Саша, тебе это будет не интересно. Мы долго будем беседовать.

— Ничего, я подожду.

— А я, пожалуй, поеду, — вздохнул оперуполномоченный. — Суббота сегодня, елки! Жена с дочкой на даче ждут. Урожай надо собирать. Олег, ты когда поедешь домой?

— Ничего, если задержусь еще на пару дней? Все-таки Москва. Хотелось бы и город посмотреть. Твои знакомые не будут возражать?

— Нет, конечно! Их на неделе все равно там не бывает. Живи, сколько хочешь. Хоть месяц!

— Спасибо. Тогда увидимся.

— Как только мы все решим с Олегом Максимовичем, я его отвезу, — поспешно сказала Валерия.

— Мы отвезем, — улыбнулся Саша. — Я же сказал, что подожду. У меня выходной сегодня. Пока вы беседуете, взгляну, что у тебя с машиной. Я в этом немного разбираюсь. Хорошо, что дождя нет. Туча сюда еще не дошла.

Валерия пошла устраивать Соню в палате и поговорить с медсестрой, следователь, сказав, что будет дожидаться ее в кабинете главврача, отошел в сторонку с оперуполномоченным. Саша открыл капот «Москвича» и занялся машиной. Уже находясь в палате, Валерия смотрела на него из окна, и мучительно раздумывала: что делать?

— Не уходи, — попросила Соня.

Ну вот! Из одной крайности в другую! То «ненавижу», то «не бросай меня»! Поверила, или Ваньку валяет? Валерия подозрительно глянула на девушку. Не похоже. Соня цепляется за нее, как за спасительную соломинку.

— Милая, я вернусь. Мне надо поговорить со следователем. Он скоро уедет. Медсестра сказала, что с тобой должно быть все в порядке. Ты сейчас уснешь. Сон — это лучшее лекарство. А завтра, когда проснешься, я буду рядом.

— Правда?

— Ну конечно!

Валерия вновь глянула в окно: машина оперуполномоченного выезжала со двора, а следователь Жуков направлялся к зданию больницы. Когда проходил мимо «Москвича», в котором копался Саша, тот поднял голову. Мужчины обменялись выразительными взглядами. Валерия похолодела.

«А вот и не подерутся!» — хмыкнул веселый чертик. «Ну это ты так думаешь», — мысленно погрозила она пальцем. — «А тебе верить нельзя-а». И, сдав Соню на руки медсестре, вышла в коридор. Анатолий Борисович, направляющийся в соседнюю палату, увидев ее, задержался:

— Как Соня, Валерия Алексеевна?

— Признала меня сестрой, — усмехнулась она. — Мы опять заняли ваш кабинет, Анатолий Борисович. Но это в последний раз. Скоро Соню переведут в другую больницу. Ей многое надо вспомнить из своей прошлой жизни.

— Подтвердился-таки диагноз. Жаль! Очень жаль! Но мы со своей стороны сделали все, что могли.

— Я не в претензии. Спасибо вам за все. Спасибо.

— Не за что. — Главврач проводил ее долгим взглядом.

Валерия шла по коридору и собиралась с силами. Первый раз за все это время окажется наедине с ним. Первый раз… Толкнула дверь. Вошла. На пороге задержалась. Следователь сидел за письменным столом, разложив перед собой бумаги. Поднял голову, сказал сердито:

— Дверь закрой.

Валерия повернула ключ в замочной скважине. И поняла вдруг, что соскучилась. Как долго они не виделись!

— А то зайдет этот твой… Щенок.

— Олег!

— Подойди. Сядь.

Она поспешно подошла, придвинула стул, села напротив. Он смотрел тяжелым взглядом. Потом медленно, подчеркивая каждое слово, спросил:

— Ну? И что все это значит?

— А ничего не значит.

— Развлекаешься?

— Как поживает твоя жена? — не ответила она на вопрос. — Как дети?

— С детьми все в порядке. У них каникулы. У тебя, как вижу, тоже.

Она разглядывала его лицо. Узнавала и не узнавала. Вот так бывает: человек не меняется, не меняется, а потом не видишь его какое-то время и при встрече понимаешь, что оно не стоит на месте. На правом виске седая прядь. Почему именно на правом? И этой морщинки на лбу раньше не было. Постарел. Валерия не выдержала, закрыла ладонями лицо. Покачала головой.

— Господи! Сколько лет я тебя знаю? Тысячу! Миллион! Мы родились в одном доме, ходили в один детский сад. Потом учились в одной школе. Сходились, расходились. Ты женился, зачинал детей. Не моих. Потом стал любовником моей сестры. Потом опять все по новой.

— Да и ты не скучала, — усмехнулся он. — А насчет миллиона лет… Может, оно и к лучшему? Я один тебя знаю. Знаю, чего от тебя можно ждать. Да посмотри ты на меня, наконец!

— Не кричи! — Она опустила руки, глянула в окно. — Он услышит.

Следователь Жуков встал, подошел к окну. Посмотрел, как врач возится с ее «Москвичом». С усмешкой покачал головой.

— Знаешь, а я и не думал, что могу ревновать. Оказывается, могу! Могу! Что-то есть в глазах у этого щенка, что меня настораживает. Настоящее чувство. Ха-ха! Настоящее! Женщины на это падки.

— Ты так хорошо знаешь женщин…

— Да уж знаю! Тебя одной хватит, чтобы и влюбиться, и разочароваться, и возненавидеть, и взлететь до небес, а потом скатиться в пропасть. И, поднявшись, вновь взбираться на ту же гору. С тем же камнем, который в итоге все равно упадет вниз. И раздавит… Ты знаешь, как это тяжело? Ты же не была мужчиной…