Черное дело

Перед тем как сделать шаг, тыкал перед собой жердиной, проверяя, нет ли впереди топи. Но пока путь казался вполне безопасным. Метров через пятьдесят мальчик первый раз провалился по колено. Он легко вырвал ноги из мутной жижи, которая скрывалась под моховым покровом, и остановился. Потом неуверенно шагнул вперед. Толстое переплетение живых и мертвых корней трав закачалось, зашевелилось, словно живое, но выдержало. Мальчик пошуровал жердиной. Она проткнула зеленый покров и почти полностью исчезла в болоте. Дальше идти, видимо, не стоило. Он повернул назад и вскоре снова вышел на сухое место. Итак, путь закрыт. Во всяком случае, в данном месте, может быть, дальше найдется более удобная дорога? Сережа двинулся вдоль кромки болота, делая время от времени попытки пробиться к острову. Но увы! Результат был все тот же. Мальчик так увлекся, что не заметил, как дошел до небольшого озера, берега которого почти полностью состояли из многолетних наслоений плавучих растений, еле заметно колебавшихся под небольшой волной. Озеро скоро кончилось, и вновь потянулись торфяники. Уже не заметно ярких красок луга, уныло тянулась ржаво-бурая поверхность, лишь кое-где зеленела моховыми пятнами. То тут, то там встречались мертвенно-бледные полянки сфагнума. Они напоминали гниющие лишаи. Идти стало совсем неудобно. Приходилось прыгать с кочки на кочку, то и дело оступаясь. Вокруг, куда ни кинь глаз, виднелись стелющиеся по земле глянцевые кустики черники и клюквы с прошлогодними подсохшими ягодами. Почему-то почти не попадалось комаров. Лишь изредка какой-нибудь особенно оголодавший кровопиец пытался спикировать на лицо мальчика.

Сережа отмахал километров пять и уже было решил возвращаться, как вдруг увидел вдалеке воткнутый в грунт шест, на вершине которого болтался какой-то лоскут. Лоскут оказался выцветшей добела, почти сгнившей тряпкой. Трудно было определить, как давно поставили этот импровизированный флагшток и как ему удалось устоять на голом, открытом всем ветрам месте.

Шест высовывался из центра сложенной из камня пирамиды и оказался кованым железным прутом толщиной в два пальца. Он, видать, торчал тут не одно десятилетие, потому что бугорчатую поверхность изрядно изъело время. Он не проржавел, но, казалось, был обглодан каким-то неведомым зверем. Верхушка прута выглядела слегка оплавленной, как будто в него не раз и не два попадала молния.

Сережа постоял возле странного указателя, провел ладонью по нагретому солнцем железу и ощутил в ней слабое покалывание, словно в металле присутствовали последние остатки электричества – от молнии.

От этого странного места в болото вела еле заметная тропинка. Сережа, не раздумывая, зашагал по ней вперед. Тропинка петляла между поросших болотной ягодой кочек, иногда исчезая совсем, крытая давным-давно не тревоженным мхом и болотной травой. И вновь появлялась через несколько десятков метров. Пока что дорожка под ногами казалась совсем сухой и вроде бы даже каменистой. Но вот ступни почувствовали сначала едва заметную сырость, как если бы утренняя роса еще не исчезла, потом почва сделалась более влажной, и наконец Сережа вступил в настоящее болото. Тропа неожиданно уперлась в самый его край. Перед ним лежала серо-коричневая водная поверхность, кое-где подернутая рябью от налетавшего время от времени легкого ветерка. Тропы в привычном смысле дальше не было, однако ее удивительное продолжение казалось вполне пригодным для ходьбы.

Прямо в красноватую жижу были брошены стесанные и неизвестно чем скрепленные бревна по три в ряд: ширина как раз достаточная для того, чтобы в одиночку уверенно двигаться вперед… Кто проложил эту древнюю гать и куда она вела, оставалось загадкой. Не раздумывая, мальчик вступил на зыбкую поверхность. Бревна чуть заметно колыхнулись, отчего болотная жижа зашевелилась, словно разведенная сметана, когда в нее падает ломоть хлеба.