Черное эхо

– Конечно же, нет. Голливудское отделение хочет, чтобы вы поступили, как сочтете нужным, Гарри. Я просто смотрю на преимущества, которые сулит ваша ситуация, – так, знаете ли, информация к размышлению. Как я понимаю, спрос на частный сыск в девяностых годах сильно возрос. Общий кризис доверия, знаете ли. В наши дни, знаете ли, люди втайне собирают всеобъемлющую информацию о тех, с кем хотят вступить в брак. Касательно состояния здоровья, финансовых дел, романтических связей – настоящие досье, можно сказать.

– Это не совсем мой профиль, знаете ли.

– Значит, вы собираетесь опять занять место в секции убийств?

– Как только пройду медкомиссию.

В этот день у него был еще один визитер. На сей раз именно тот, которого он ждал. Занявшая стул для посетителей женщина по фамилии Чавес являлась прокурором из ведомства федерального атторнея и интересовалась событиями той ночи, когда был убит Шарки. Значит, Элинор Уиш все-таки явилась с повинной, подумал Босх.

Он сообщил прокурору, что провел ту ночь с Элинор, – подтверждая тем самым ее алиби. Чавес сказала, что ей важно было получить подтверждение, прежде чем начинать переговоры о судебной сделке. Она задала еще несколько вопросов, касающихся данного криминального дела, затем поднялась, собираясь уходить.

– Что с ней будет? – спросил Босх.

– Я не могу это обсуждать, детектив.

– Не для протокола.

– Не для протокола – она, очевидно, некоторое время будет отсутствовать, но скорее всего недолго. Общественный климат сейчас благоприятствует тому, чтобы судебный процесс был проведен без излишнего шума, не привлекая ненужного внимания общественности. Подсудимая явилась с повинной, наняла компетентного адвоката и, как представляется, не была непосредственно замешана в случившихся смертях. Если хотите знать мое мнение – она отделается очень легко. Она обратится с ходатайством о снисхождении и проведет, вероятно, самое большее месяцев тридцать в «Текачапи».

Босх кивнул, и Чавес покинула палату.

Гарри тоже покинул палату на следующий день и был отправлен домой долечиваться. Он получил шестинедельный отпуск по болезни – перед тем, как отрапортовать о своем возвращении в полицейский участок в Уилкоксе. По возвращении в дом на сваях на улице Вудро-Вильсон-драйв Босх обнаружил в почтовом ящике желтый листок. Он отнес его на почту и обменял там на широкий плоский пакет в плотной оберточной бумаге. Он не стал вскрывать его, пока не вернулся домой. Пакет был от Элинор Уиш, хотя на нем это не значилось. Гарри знал, что в этой посылке. После того как он сорвал бумагу и пластиковую внутреннюю прокладку, его глазам предстала вставленная в раму репродукция хопперовских «Полуночников». Это была та самая картина, которую он увидел над кушеткой в ее гостиной в ту первую ночь, когда был с ней.

Босх повесил репродукцию в прихожей, рядом с входной дверью, и время от времени, приходя домой, останавливался и долго смотрел на нее, особенно после утомительного дня или ночи. Эта картина никогда не уставала волновать его воображение – как и возбуждать воспоминания об Элинор Уиш. Мрачный, темный тон. Кромешное одиночество. Одиноко сидящий человек. Его лицо, обращенное в тень. «Этот человек я», – всякий раз глядя на картину, неизменно думал Гарри Босх.