Черное эхо

– Но я не имею к этому никакого отношения. Вы же не станете мне это шить… Постойте! Вы тот вчерашний коп из полицейского участка. Точно, я видел вас там на следующее утро! Эй, вам не заставить меня признаться, что это я сотворил ту штуку на плотине.

– Сбавь обороты, Шарки. Уймись малость, – сказал человек. – Мы знаем, что ты этого не делал. Мы просто хотим узнать, что ты видел, – вот и все. Пристегни обратно свой велик. Мы привезем тебя назад.

Человек назвал свое имя и имя женщины: Босх и Уиш. Он сказал, что она из ФБР, что было уж совсем ни к чему. Подросток некоторое время колебался, не зная, как поступить, потом снова запер мотоцикл.

– Мы хотим только проехаться до Уилкокс, задать тебе вопросы, – сказал Босх. – Может, начертить план.

– Какой? – спросил Шарки.

Босх не ответил, просто сделал знак рукой, приглашая идти с ними, и указал на стоящий поодаль, в конце квартала, серый «каприс». Это была та самая машина, которую Шарки уже видел перед фасадом «Шато». Пока они шли, Босх так и держал руку на плече Шарки. Ростом паренек был пока ниже Босха, но у них была одинаковая жилистая комплекция. На мальчишке была самодельно крашенная футболка в лилово-желтых разводах, какие получаются, когда ткань перед окраской завязывают узлами. На шее, на оранжевом шнурке, болтались солнцезащитные очки. По дороге он их надел.

– Ну, что, Шарки, – сказал Босх, когда они подошли к автомобилю, – ты знаешь порядок. Мы обязаны обыскать тебя, прежде чем ты сядешь в машину. В этом случае нам не придется надевать на тебя наручники. Выкладывай все на капот.

– Послушайте, вы же сказали, что я не подозреваемый, – воспротивился Шарки. – Почему я должен это делать?

– Я же сказал тебе, такова стандартная процедура. Потом заберешь все обратно. Кроме картинок. На это мы пойти не можем.

Шарки посмотрел сначала на Босха, потом на Уиш, затем полез в карманы своих потрепанных джинсов.

– Да-да, мы знаем о картинках, – подтвердил Босх.

Мальчишка выложил на капот 46 долларов 55 центов вместе с пачкой сигарет и картонной упаковкой спичек, маленьким перочинным ножом на цепочке для ключей и колодой поляроидных снимков. То были фотографии самого Шарки и других парней из его команды. На каждом снимке модель запечатлена в обнаженном виде и на разных стадиях сексуального возбуждения. Когда Босх просматривал их, Уиш заглянула ему через плечо и тут же поспешно отвернулась. Она взяла в руки выложенную пачку сигарет и осмотрела ее содержимое, найдя среди сигарет «Кул» единственный косяк с травкой.

– Думаю, это мы тоже оставим у себя, – сказал Босх.

* * *

Они направились на Уилкокс-авеню, в полицейский участок, потому что в самом разгаре был час пик и для того, чтобы добраться в Уэствуд, до здания Федерал-билдинг, потребовался бы час. Было уже начало седьмого, когда они добрались до места, и помещение детективного отдела пустовало, потому что сотрудники разошлись по домам. Босх привел Шарки в одну из комнат для снятия показаний, площадью восемь на восемь футов. В комнате стояли маленький, весь прожженный сигаретами стол и три стула. Самодельный плакат на стене гласил: «Не дрожать!» Он усадил Шарки на так называемый «ползун» – деревянный стул, сиденье которого было густо натерто воском, а с нижней поверхности двух передних ножек срезано по четверти дюйма дерева. Уклон был не настолько большим, чтобы быть заметным с виду, но достаточным для того, чтобы сидящие на таком стуле ощущали неудобство. Они откидывались на спинку, как это делают большинство неподатливых допрашиваемых, и медленно сползали со стула. Единственное, что они могли сделать, – это наклониться вперед, оказываясь прямо лицом к лицу со следователем. Босх велел парню сидеть смирно, затем вышел, чтобы наметить с Уиш стратегию допроса, и прикрыл за собой дверь. После того, как он ее закрыл, его напарница вновь ее открыла.

– Это незаконно – оставлять несовершеннолетнего одного в закрытой комнате без надзора, – сказала она.

Детектив снова закрыл дверь.

– Он не жалуется, – сказал Босх. – Нам надо поговорить. Какое у вас о нем впечатление? Будете сами его допрашивать или хотите, чтобы это сделал я?

– Не знаю, – ответила она.

Это решило дело. Это означало «нет». Первоначальный допрос свидетеля, причем свидетеля, согласившегося давать показания с большой неохотой, требовал изощренной смеси жульничества, лести и строгости. Если она не знает, нечего и браться.

– Вы же опытный следователь, собаку съели на допросах, – сказала она тоном, в котором Босху почудилась издевка. – Если, конечно, верить вашему досье. Я не знаю, что это означает: использование мозговой или мускульной силы. Но мне бы хотелось посмотреть, как это делается.

Он кивнул, пропустив колкость мимо ушей, и полез в карман за сигаретами и спичками парня.