Черное евангелие

— Не думаю. Ясуко ничего особенного им не сказала, хотя вообще этот визит мне не нравится. — Отец Билье досадливо поморщился. — Разумеется, японские репортеры — народ дотошный. Не случайно они околачиваются у наших ворот. И все-таки с нами они держатся осторожно. Будь ты японец, они давно бы раскричались. А тут они, по-видимому, боятся осложнений, ведь мы на особом положении — как-никак религиозная организация, да и иностранцы к тому же.

— А что, если они все-таки поднимут шум? Как тогда быть? Ведь газеты не подчиняются полиции!

— А какой они могут поднять шум, раз нет доказательств? Пусть только попробуют напечатать что-нибудь на основании одних домыслов, мы тотчас же пустим в ход все наши когти. Орден не раз это делал.

Отец Билье был в воинственном настроении. Его лицо покраснело. Он будто уже вцепился когтями в свою жертву.

— Успокойся. В обиду мы себя не дадим! Весь орден поднимается на твою защиту. Да и наше правительство не будет сидеть сложа руки в случае чего. А с ним японцам лучше не связываться.

Торбэк воспрянул духом. Слова Билье, кажется, немного успокоили его.

— Ложись спать! — Билье встал.

— Благодарю вас, отец Билье.

Старший священник ответил Торбэку ободряющей улыбкой.

— Не терзай себя, ибо ты ничего не сделал. Понял?

Он хотел было уйти, но тут Торбэк тихо окликнул его:

— Отец Билье!

Билье обернулся. На его лице появилось раздражение. Ну что еще надо этому трусу?

— А что там думают? — спросил Торбэк.

— Там тоже думают о нас, постоянно поддерживают с нами связь. Тот человек из любого положения найдет выход.

— А не побывать ли мне у него?

Рене Билье передернул плечами.

— Ты что! Ведь я только что говорил, что сейчас тебе нельзя нигде показываться. Иначе может случиться непоправимое. — Голос отца Билье стал резким. — Неужели ты не понимаешь положения? Японская полиция рыщет вокруг церкви. Стоит тебе перешагнуть за порог, и у тебя на хвосте сейчас же повиснет сыщик и как тень всюду потащится за тобой.

Торбэк тяжело вздохнул.

— А что он говорит про меня?

— Пусть это тебя не волнует. Ни о чем не беспокойся. Знай себе посиживай здесь. В окно не выглядывай, а то еще увидят с улицы. Единственно, что от тебя требуется, не нарушать моих указаний. Ясно?

— Хорошо… Но… разрешите задать еще один вопрос? — робко спросил Торбэк.

— Что еще?

— А… Окамура… Он что-нибудь предпринял?

— Окамура все уже уладил.

Торбэк вопросительно посмотрел на Билье.

— Он больше не живет в этом доме.

— ?!

— Дом передан другому хозяину. Окамура человек решительный, работает быстро.

Отец Билье протянул руку. Торбэк схватил ее так, словно в этом рукопожатии было все его спасение.

11

По утрам Сано просматривал утренние выпуски. Он выписывал три газеты: ту, в которой работал сам, и две с ней конкурирующие. Обычно в семь утра он просыпался и, если не было срочных дел, не мог заснуть снова, пока не просмотрит эти газеты.

Работая в отделе происшествий, он, естественно, в первую очередь обращал внимание на эти разделы. Его беспокоила одна мысль: не опередили ли конкуренты его газету, не напечатали ли они что-либо сенсационное. Кроме того, он смотрел, не было ли в его разделе каких-нибудь ляпсусов.

Если причин для беспокойства не оказывалось, Сано бегло просматривал политические и экономические новости. Они его интересовали меньше, и обычно, не дочитав их до конца, он снова засыпал.

Сано всегда сам выходил в переднюю за утренней почтой. Предчувствие никогда его не обманывало — он всегда будто чувствовал, что конкуренты подложили его газете свинью.

Это своеобразное шестое чувство выработалось у него давно, когда он был еще спецкором в провинции, где работать надо было еще оперативнее. Правда, в последнее время почти все газеты работают согласованно, между ними даже заключен негласный договор о согласованной подаче информации, но если речь идет о крупном событии, то все без зазрения совести стараются опередить конкурентов. Вот почему его ни при каких обстоятельствах не покидало профессиональное беспокойство. И ранним утром, когда в передней раздавался звук падающих на пол газет, он мгновенно просыпался.

В то утро Сано открыл глаза со странным чувством. Наверняка что-то случилось, подумал он. Развернув «Утро», он ахнул. Во всю полосу шел заголовок: «Дело об убийстве стюардессы. Подозрение падает на иностранного священника».

Все-таки опередили! Его бросило в жар. Он перевернулся на живот и потянулся за сигаретами, лежавшими у изголовья.

Неужели они разузнали что-нибудь новое? А впрочем, после того, как по телевидению передали о том, что священник церкви святого Гильома подозревается в убийстве, репортеры всех газет не спускали глаз с этой церкви.

Но чтобы дать официальную статью, для этого одних предположений было маловато. Касайся дело японца, все было бы проще, а тут — иностранец, да еще служитель культа. Так думали везде, в том числе и в газете, где работал Сано.

И вот пожалуйста.