Мир стремительно мерк перед моими глазами. Мир, который отобрал моего мужа. Кому этот мир теперь нужен?
Я медленно возвращалась к реальности. Зачем?
В углу бубнит телевизор, слышаться чьи-то гулкие шаги и голоса.
Я приоткрываю глаза.
Персиковые стены, белый потолок, безликая картина, девушка расхаживает по палате в белом халате.
Я смотрю на экран телевизора.
– Трагедия произошла на глазах у супруги магната, о которой стало известно общественности только вчера… – изображение, что стояло перед моими глазами, транслировалось по телеэкрану.
Потом кадры пылающего автомобиля сменились пугающим роликом, где мелькала я, с пылающими глазами, вся в грязи, с искаженным лицом…
– Супруга Теряева доставлена в клинику с тяжелейшим нервным расстройством…
Я отвернулась от телевизора и встретила настороженный взгляд сестры. Девушка молча подошла к телевизору и отключила его.
Я закрыла глаза.
Нервное расстройство?
За дверью моей палаты послышались шаркающие шаги и смех....
Нервное расстройство....
Снова шаги и смех.
Я открываю глаза. Темно. Тихо. Голубоватый свет луны освещает комнату. Где я? Чужое место. Сейчас… сейчас я закрою глаза, и вернусь в реальность. Дурной сон пройдет. Я буду дома…
Я открываю глаза. Надо мной нависла улыбчивая медсестра. Коснулась моего плеча мокрой ваткой, вонзила иглу. Я слышу, как с щелчком прокалывается моя кожа, как лекарство растягивает ткани…
– Вы проснулись? – дружелюбно спрашивает девушка, вытащив иглу, – Как чувствуете себя?
Чувствую себя?
Я себя не чувствую. Закрываю снова глаза. Что я есть? Тело, которое живет. Сердце работает. Толчок, толчок… С каждым ударом проталкивает кровь по венам, заставляя мой организм дышать и существовать. Зачем?
Мое сознание заперто внутри. И оно не хочет жить, не хочет дышать и видеть.
Меня нет.
Я открываю глаза. Со мной рядом кто-то сидит, сжимает мою руку. Олег?
Нет, это Юлька…
Она смотрит на меня большими темными глазами. Моими глазами. В них я вижу горе, ужас, беду и бессилие.
На ее лице ни капли краски, одежда темная, волосы аккуратно зачесаны назад.
По щекам моей сестры катятся слезы
– Саша… – говорит он.
Я зажмурилась. Нет! Я не верю! Ничего не произошло… Он жив… конечно. Он не может умереть.
Я открываю глаза.
– Вам нужно поесть, – сестра подставляет мне поднос с едой.
Поесть? Зачем? Чтобы сердце забилось чаще, а кровь разгорелась? Нет.
Я закрываю глаза.
Я снова чувствую чье-то присутствие.
Это не Олег.
Я смотрю на гостя. Мама поспешно подсаживается на кровать.
– Саша, мне так жаль… – шепчет она, – мне очень жаль…
Мама гладит мои волосы, вдруг склоняется ко мне и обнимает, приподнимает с подушки, и запрокидывает себе на грудь. Я оказываюсь в кольце ее рук, как когда-то в детстве. Мама начинает покачивать меня на руках и что-то тихо напевать. Мою детскую песню. Мамина кофта, куда уткнулось мое лицо, стала влажной. Мои слезы?
Я открываю глаза. Его нет. Он погиб. Я одна. За окном тихо и пасмурно.
Идет дождь?
Я смотрю на себя. В руке катетер, стойка с капельницей.
Палата заставлена цветами.
Какой сегодня день?
Дверь скрипнула. В палату вошел мужчина с цветами. Кто это? Теперь пришли и за мной?
В палату входит медсестра, и загадочно улыбаясь, забирает букет у гостя. Я его узнаю. Смирнов.
– Вы проснулись? Доброе утро! У вас сегодня гость, – сообщила девушка наполняя вазу водой.
Смирнов сел на стул и взглянул на меня. Я встретила его взгляд и выдержала. Он попытался сжать мою ладонь, но я не позволила.
– Саша…
– Ты доволен?
Медсестра удивленно оглянулась при звуках моего скрипучего голоса.
– Саша…
– Его нет. Он погиб. Теперь тебе спокойнее?!
– Прекрати пожалуйста.
– Ты ведь так хотел этого. Чтобы он исчез. Теперь его нет…
– Госпожа Теряева, – вмешалась настороженно сестра.
Его фамилия, словно пощечина, отрезвила меня. Я взглянула на майора.
– Что ты теперь думаешь об убийстве Мазурина и том фото?
Смирнов взглянул на сестру и та деликатно исчезла.
– Теперь все… в другом свете, – тяжело признался он.
– А если я скажу, что знаю, кто убил моего мужа, его первую жену, Мазуриных, Диму и Остроухова? Ты мне поверишь?
Смирнов смотрел на меня так, как подобает смотреть на психически больных людей. Что ж, это и понятно. Именно такая я и есть.
– Почему теперь? Он запрещал?…
Я уничтожающе взглянула на Смирнова.
– Потому что теперь ты не сможешь ни в чем обвинить его…
Мне было больно. Невыносимо больно говорить, а назвать его имя вообще не представлялось возможным.
– Саша… – заметив мое состояние, Смирнов, шагнул, было ко мне.
Я остановила его жестом.
– Ты был прав… Мазурин жив, – не глядя на гостя, призналась я.
– Ты видела его?
– Нет… он не хотел, что бы Мазурин видел меня.
– «Он» – это твой муж?
Я кивнула.
– Он преследовал нас, когда мы возвращались из Сочи…
– Кто убил Остроухова?
– Филипп помогал Мазурину…
Смирнов медленно кивнул.
– Все началось из-за сплетни, – пробормотала я, вспоминая, погружаясь в пучину болезненных воспоминаний, – Меня сразу прозвали любовницей Теряева… и на меня тут же стали наезжать машины, исчезать лифты… подсыпать в коктейли снотворное…