- Проходите, садитесь, - пригласил не очень вежливый густой бас. - Я Куприянов Олег Михайлович, следователь, и вызвал вас в качестве свидетеля для официального допроса по делу об изнасиловании несовершеннолетнего Серебрякова Виктора. Предупреждаю вас, что весь наш разговор будет записан, а всё, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Олег занял место на стуле напротив своего тёски. Он ещё ни разу не бывал в подобных заведениях, пока Бог уберегал. Внешне парень старался сохранять хладнокровие и невозмутимость, однако, внутри сердце истерично билось о грудную клетку, а в голове боль безжалостно вгрызалась в мозг.
- Мне нечего вам сказать по этому делу.
- Вот, посмотрите.
Следователь протянул Олегу фотокарточку. Парень принял, взглянул. Да, это тот пацан, пианист, только здесь у него закрыты глаза, вывален язык изо рта, а в шею врезалась бельевая верёвка. От вида смерти сердце замерло, и вдруг стало холодно, очень холодно.
- Бедняжка, - выдохнул Олег, возвращая фотографию.
- Вы очень побледнели, - заметил следователь. - Вам нехорошо?
- А вам хорошо, когда вы смотрите на убитого ребёнка?
- Плохо. Поэтому я и стараюсь защитить детей от таких подонков, как вы.
Нападение тут же разбудило защитную реакцию. Разум встрепенулся, мозг послал гневный разряд в сердце, приказав ему более не поддаваться на провокацию чувств и немедленно вернуться к нормальной работе. Церемонии закончились, началась война. Нечего нюни распускать, раз наступил момент решающей битвы! Приказ был принят, ритм сердца восстановлен. Теперь сохранять маску невозмутимости стало значительно легче.
- Какая благородная миссия. - Олег даже позволил себе более расслабленную позу. - У вас подонкам позволено курить?
- Кури.
- Благодарю. - Достав из кармана брюк сигареты и зажигалку, Олег закурил.
- Итак, - следователь заглянул в монитор компьютера. - Горохов Олег Владимирович, двадцать четыре года, родился в Тюмени, имеет специальность повара. Правильно? Почему уехал из своего города?
- Мне там надоело.
- А зачем прибыл именно сюда?
- В тот момент, когда я пришёл на вокзал, ближайший поезд отправлялся именно в этот город.
- И по прибытии сразу занялся проституцией?
- Мне нужны были деньги и героин.
- Ладно. - Следователь ещё раз внимательно оглядел собеседника, произвёл какой-то короткий мысленный процесс, и начал допрос. - Как давно ты знаком с Леонидом Поклеевым?
- С июля.
- А когда переехал жить в его квартиру?
- Да со дня знакомства и переехал.
- Почему он именно тебя пригласил к себе?
Олег удивлённо пожал плечами:
- Почём мне знать? Я ему понравился, вот и пригласил.
- И ты вот так сразу пошёл?
- А что? Парень видный, свободный.
- Поклеев тебе говорил, кто он, чем занимается по жизни?
- Нет.
- И ты не спрашивал?
- А зачем? Мне сытно, тепло, так какая разница, откуда у него деньги?
- То есть ты при Поклееве был в роли комнатной собачки?
- Ну, типа того.
- Но всё-таки в компанию свою он тебя ввёл.
- Ну как ввёл... Просто познакомил со всеми.
- И там тоже никто ничего про него не рассказывал?
- Господин следователь, парни собирались, чтоб выпить, покурить, расслабиться... О делах на посиделках не говорят. А мне, повторяю, по фигу, кто, что да как. Главное, чтоб весело было.
- И откуда в доме неиссякаемые запасы наркотиков, тебя тоже не интересовало?
- Нет.
- А может, ты просто боишься, что тебе станут мстить за предательство?
- Вот чтоб этого не бояться, я ни во что и не вмешиваюсь.
- Ладно. Что случилось двадцать первого октября? По какой причине ты поссорился с Поклеевым?
- Какая разница?
- И всё же?
- Обычные семейные разборки.
- Довольно туманное объяснение.
- Потому что нечего объяснять. У меня просто сорвались нервы.
- А может, ссора произошла не в понедельник, не двадцать первого? Почему ты уверен в этой дате?
- Не знаю! У меня была спокойная ленивая жизнь без проблем, я не следил ни за временем, ни за календарём. О том, что это был понедельник и двадцать первое я узнал от вашего инспектора.
- Дело в том, что некоторые из "игроков" не слишком уверены, что тебя с ними не было в тот вечер.
- Что ж, тогда докажите это и засадите меня за решётку. На то вы и следователь.
- Хм. Ладно.
Как ни странно, но чем пристальнее врезался взгляд следователя, тем увереннее чувствовал себя Олег. Может, крепло противостояние, может, успокаивала убеждённость, что никаких доказательств у полиции нет, и следователь ничего, кроме как брызгать слюной презрения, не может.
И единственным, кто по-настоящему переживал в эти минуты, оставался Павел. Он смиренно сидел в коридоре, но на душе у него было неспокойно. За себя он особо не волновался. Уж в крайнем случае, можно защититься тем, что ничего об Олеге и его делах не знал, а солгал в порыве защиты больного одинокого паренька. Конечно, это плохое оправдание при укрытии преступника, но была надежда на то, что безупречная характеристика и праведная жизнь помогут Павлу избежать тюремных оков.